Личное счастье
Шрифт:
– Ну вот, хватился… – Отец вскинул на плечо ремешок аппарата, надел кепку и пошел из комнаты. – Как мне уходить, так ты про дело.
– Да у меня же к тебе пионерское поручение! Ребята просили тебя к нам на площадку прийти, чтобы ты фотографировать поучил. Я обещал, а ты!..
– А я не обещал.
Но, уже взявшись за ручку двери, он обернулся, внимательно посмотрел на Кондрата и смягчился:
– Приходите на строительство, дом снимать будем.
Кондрат просиял, засмеялся:
– Опять
– А тебе – нет?
Кондрату не снился новый дом, ему и в старом было хорошо. А чего нужно? Спать есть где. Стол – под окнами, уроки делать светло. Правда, на этом же столе они и обедают, но ведь не целый же день Кондрат сидит за уроками! Всему свое время – и обеду, и ужину, и урокам. У Кондрата в стене около двери даже гвоздь свой, чтобы вешать пальто. Места хватает. Но если всем так хочется переехать в новые квартиры – так что ж, Кондрат не возражает.
Торопливо сбежав с лестницы, Кондрат помчался в пионерский лагерь.
У ворот лагеря он чуть не налетел на Яшку Клетки на. Клеткин стоял с надменным видом, прищурив глаза и приподняв подбородок.
– Здравствуй, – сказал Кондрат и почему-то, растерявшись, протянул Яшке руку.
– Коли не шутишь, – ответил Яшка, не вынимая рук из карманов. – А где же твой батька с аппаратом? Болтаете только. Уа, уа!
Кондрат обиделся и молча прошел мимо него.
– Сейчас умру с горя, – сказал Яшка ему вслед.
Однако это было обидным разочарованием. Яшка нетерпеливо ждал этого утра. Ему вовсе не нужен был пионерский лагерь и все их ребячьи затеи. Какие-то разноцветные змеи, спектакли, пластилины… Но взять в руки настоящий фотоаппарат, поглядеть в глазок, щелкнуть! А потом, может быть, даже научиться и проявлять и печатать… Ох, и наснимал бы тогда Яшка разных карточек – и Парк культуры бы снял, и Москву-реку, и мост над Москвой-рекой! А то и в Кремль пошел бы, Царь-пушку снял. Он бы научился, только один разок посмотреть – и готово!
Но вот он, Кондрат, пришел, а Ивана-то Кузьмича с аппаратом и нет. Очень нужно Ивану Кузьмичу возиться с малявками. Как же, так вот сейчас наденет калоши и побежит к ним в садик!
Яшка, насвистывая, медленно направился по улице. Воскресенье, выходной. Отец дома и уже с утра «веселый», стучит кулаком по столу и кричит, что всех заставит ходить по одной половице, а мать смотрит куда-то в окно, будто не слышит ею, и Яшка знает, что ей скучно-скучно, так скучно, что хочется лечь, да и умереть. Яшка слышал, как она именно этими словами – лечь, да и умереть – говорила о своей тоске соседке.
И Яшке скучно. Жаркий летний день, когда люди ловят рыбу, собирают в лесу грибы, катаются на лодках, – этот день для Яшки был полон одиночества, безделья, тоски, оттого что неизвестно куда себя деть, и тайной печали, оттого что вся его жизнь какая-то нескладная и не как у людей. Куда идти? Что делать?
Может, в кино? Но все только кино и кино. А жизнь ведь не только на экране. Вот был бы у него фотоаппарат! Счастливый этот Кондратка: пойдет со своим отцом, да и будет снимать что захочет. Если бы у Яшкиного отца был такой «Зоркий» или еще лучше – «Киев»!
Вспомнив о своем отце, Яшка невольно скривил губы. У его отца – аппарат! А что бы он с ним стал делать? Только одно – пошел бы да пропил.
Яшка брел сам не зная куда. На углу улицы его окликнули:
– Яша! Клеткин!
Яшка обернулся. Его звала Зина Стрешнева, она махала ему рукой:
– Пойдем с нами!
– Куда еще? – хмуро спросил Яшка.
– Фо-то-гра-фи-ро-вать!..
Яшка, все так же хмурясь, повернул обратно. Он делал вид, что все это ему малоинтересно и что он идет так, от скуки. Но его узкие ярко-синие глаза так и светились от радости.
Зина стояла у ворот и ждала его.
– Идем с нами на стройку, Иван Кузьмич велел.
Новый дом уже на четыре этажа поднялся над землей, наметился и пятый. Он словно врезался в небо своими красными кирпичными стенами, весь разграфленный еще пустыми темными проемами окон и дверей – будущие окна, будущие двери будущих прекрасных квартир.
Среди штабелей кирпича, строительного мусора и холмов разрытой земли и глины ходил со своим «Зорким» Иван Кузьмич, высокий, сутулый, длинноногий. Вот он перешагнул через канаву с канализационной трубой, встал под старой черемухой, которую строители, оберегая, оставили для будущего сада, и навел аппарат на угол третьего этажа.
– Там будет наша квартира, – пояснил Кондрат.
Зина остановилась, не зная, как ей в своих белых парусиновых босоножках пройти среди сырых, разъезженных грузовиками глиняных бугров. Но ребята уже бежали к Ивану Кузьмичу, прыгая через канавы и доски. Первым подбежал Яшка.
– А нам поснимать дадите? – спросил он, глядя в глаза Ивану Кузьмичу, напряженно стараясь угадать по выражению этих глаз: даст он поснимать или откажет?
– Иди сюда, – сказал Иван Кузьмич, – стань здесь.
Яшка послушно встал там, где ему указали. Иван Кузьмич подал аппарат, закинул ему на шею желтый ремешок.
– Теперь гляди сюда, в глазок.
Яшка вдруг стал робким и покорным. Он поглядел в маленький волшебный глазок и увидел там и дом, и Зину, и ребятишек, и груды кирпичей, и кран с поднятой стрелой… Столько всего уместилось в этом глазке, и все видно так отчетливо и так ярко – прямо крошечная цветная картинка!
И Яшка снимал.
Он быстро, быстрее всех ребят понял, как нужно фотографировать, как находить нужный ракурс, сколько времени держать.