Личный дневник Оливии Уилсон
Шрифт:
– Тебе хорошо и спокойно Джо. Ты – камень! Даже можно сказать – скала… Да, именно! Ты – скала в море. В огромном море. Или океане, где почти через день бывает шторм. Люди боятся шторма и прячутся кто куда. А ты стоишь. Стоишь уже много тысяч лет. Ты сильная, неприступная, нерушимая скала!!! В тебе нет ни одной расщелины. Потому что удар даже самой сильной волны для тебя всего лишь нежное прикосновение. С каждым новым ударом ты становишься только твёрже и несокрушимее».
Окутанный чёрной пеленой размышлений он нервно вышагивал в своём кабинете. Из угла в угол, из угла в угол… И то и дело бросал злобный взгляд на противоположную столу стену: на ней, прямо над «кушеткой Фрейда», висел портрет самого Герра Доктора Профессора Зигмунда Фрейда – худосочного отца-основателя психоанализа,
Тот, спрятав губы в седой бородке, молчал, что было так на него не похоже: куда чаще он облачался в мантию мудрого советчика, и всё бы ничего, если бы только старикан не обладал дурной привычкой заставлять Уилсона выслушивать свои бесконечные нравоучения, считая собственное мнение единственно верным. Раза два Джозеф пробовал прервать его рассуждения, пытался заставить замолчать, – всё понапрасну! – профессор властным движением головы и жёстким, повелительным голосом, не допускающим даже малой толики неподчинения или пререкания, подавлял его. Говорят, он и при жизни был патологически авторитарен! И Джозеф безмолвно подчинялся ему. Но чаще профессор просто острил и глумился, выискивая у него профессиональные просчёты и промахи. Собственно говоря, этот человек имел слабость насмехаться над всем миром, доказывая своё превосходство и удовлетворяя самолюбие…
– А-а-а, – внезапно изрёк Фрейд. – Так, значит, вам всё-таки понадобился мой совет, коллега Уилсон? То-то же вы вперили в меня свой взор, такой жалкий, потухший, вопрошающий…
– В чем дело, герр профессор? – сухо спросил Джозеф. – Что вам угодно?
– Хотите поплакаться в жилетку? Ну же, давайте! Смелее! Не прячьте своё нытьё за пазухой!
– Ну, знаете ли, профессор, это уже слишком! Благодарю, но я не просил ваших советов.
– Бросьте отнекиваться, Уилсон! Просили! Ещё как просили. У меня плохой слух, но намётанный глаз. И я охотно поделюсь с вами опытом, пока вы не начали успокаивать свою психику действием превосходных транквилизаторов. Вот вы сейчас сопели там, пыхтели до красноты, жадно хватали воздух. И всё попусту, дружище. Потому что избранный вами способ ни к чёрту не годится. Вы используете неправильную методику лечения. В данном случае, с учётом индивидуальных особенностей вашего организма, идеально подойдёт Шавасана. Вы что-нибудь слышали об этой практике? Она намного эффективнее дыхательного упражнения. И главное – никаких побочных эффектов! Всё слишком просто и нехитро: вам следует стать трупом. Нет-нет, не надо умирать, майн герр. Только примите «позу трупа»: лягте на спину, как мертвец, опустите руки вдоль тела, ноги слегка раздвиньте. Будьте абсолютно неподвижны: разве у трупа есть проблемы? Его одолевают сотни мыслей в минуту? Нет! Добейтесь состояния полного умиротворения. Помните, расслабление идёт не сверху вниз, а снизу вверх – от кончиков пальцев на ногах к затылку. Пробудьте в этой чудесной асане десять минут, представляя себя огромной птицей, отрывающейся от земли и парящей высоко в небе. Результат вас ошеломит, коллега! Ваше тело станет невесомым и поднимется ввысь, как пушинка, подхваченная ветром. Ну, так чего же вы ждёте? Сию же минуту ложитесь на пол!
– Благодарю вас, профессор, но…
– Прошу вас! – упорствовал старик.
– Я сказал – нет. И вообще…
– Что «вообще»? Ну, продолжайте, продолжайте! А-а-а, так вы, значит, не желаете слушать бредни старого еврея, считая их вздором, да? Ну что ж, коллега, это в корне меняет дело. Похоже, пришло время внести ясность и дать чёткое определение нашим непростым отношениям. Результат большого числа отдельных умозаключений, сделанных исходя из моей эрудиции и общего кругозора, показывает, что вам, по всей видимости, и правда не нужны мои советы и дельные рекомендации. Вы ведь и без меня всё прекрасно знаете, – Уилсону показалось, что Зигмунд пожал плечами в знак того, что сдаётся. – Или, быть может, вы видите во мне конкурента? Прошу прощения за прямоту, но у вас, надо думать, сейчас имеется только одна потребность – в сочувствии и жалости к себе,
Джозеф стремительно поднял голову и посмотрел на профессора. Его глаза горели гневом.
– Полегче на поворотах, профессор! – эти слова уже были готовы сорваться с его языка. – Требую, чтобы вы не вмешивались в мою жизнь! Слышите? Я не стану более терпеть ваших поучений! С меня довольно. Вы слышите меня?
Но кричать не пришлось, потому что герр профессор умолк сам, без всякого принуждения, демонстрируя в эту минуту полнейшее нежелание общаться с хозяином сего кабинета, чьё легкомыслие рассердило его настолько, что теперь ему совершенно безразличны все его дальнейшие дела и проекты.
Джозеф понимал, что единственное решение, в правильности которого он ничуть не сомневался, заключалось в том, чтобы взять паузу. Ну чем не соломоново решение? Заполучить малюсенькую передышку – всего лишь на несколько минут, или подлиннее – на полчаса или час – неважно. Главное – выждать. Как бы там ни было, это позволит ему выиграть время и сосредоточиться, а не рубить с плеча первое, что придёт в голову. И тем самым показать Люси спокойствие и уверенность в себе – на неё это должно подействовать очень и очень отрезвляюще. А самому тем временем собраться с мыслями и обдумать дальнейшие шаги. К тому же, только тайм-аут поможет ему вернуть былое уважение и авторитет у непреклонной ассистентки, которой отчего-то взбрело в голову безжалостно рушить привычный уклад его жизни.
Он слышал, как в приёмной трезвонил телефон. Затем до его ушей донеслось раздражённое меццо-сопрано Люси, – приглушённое и взволнованное, в нём звучали нотки драматизма и вместе с тем, как ему казалось, лёгкий оттенок насмешливости. В ту секунду она занималась тем, что «отбривала» его пациентов в откровенно резкой форме: «Ничем не могу вам помочь… Приём идёт по предварительной записи… Я не в курсе его расписания… Нет, мне ничего не известно о наличии свободных мест… Говорят вам, я ничего не знаю… Почему? Потому что отныне не работаю в этом сумасшедшем доме… Что вы сказали? Ну, в таком случае ничего не мешает вам обратиться к другому психоаналитику… Это вы мне? Да перестаньте, в конце концов, хамить, называя меня стервой!».
Джозеф почти видел, как у неё в этот момент поджимаются губы и она взволнованно передёргивает плечами. Она всегда так поступала в случае каких бы то ни было затруднений, считая данную дурацкую мимику и лихорадочное телодвижение лучшим способом защиты от неблагоприятного внешнего воздействия.
Несколько минут спустя, выйдя, слегка сгорбившись, из кабинета в просторную приёмную с креслами, обитыми сиреневым бархатом, он обратился к ней:
– Люси, – его голос был таким елейным и идиллическим, каким только мог быть. – Согласитесь, что ваш срок – это вообще ещё ничего. В наши дни женщины работают вплоть до самого момента разрешения от бремени…
Даже стенам в ту минуту была понятна причина, по какой он прервал свою тираду на полуслове: он вдруг осознал, что его сотрясающее воздух пустословие подействует на неё как красная тряпка на быка. И придержал язык за зубами, затаившись в ожидании разрушительного урагана под названием «Люси» – ужасающего, рокочущего вихря неведомой силы, который сию же секунду непременно обрушится на его голову. Однако же, его ассистентка молчала, плотно сжав губы. Надо полагать, её мысли в этот момент были заняты чем-то более полезным: она суетилась, оглядываясь по сторонам, и в спешном порядке собирала свои вещички.
Чтобы как-то заполнить образовавшуюся пустоту, Джозеф в неуверенности провёл рукой по редеющим волосам и, стараясь не смотреть на ассистентку, невзначай переметнул взгляд на стену: календарь извещал о наступлении апреля 2019 года. Неужели? А ведь он и не заметил, как пришла весна! Тут его осенила идея, от которой сразу стало веселее:
Ага! Так вот, оказывается, почему сегодня, с самого утра, его любимая радиостанция устроила разгул с буйством шуток, а по ТВ оглашали списки самых глупых людей Соединённых Штатов! Неужто Люси решила разыграть его в честь праздника? Что ж, в таком случае он, само собой разумеется, не станет обижаться на первоапрельскую шутку, а наоборот – посмеётся вместе с ней…