Личный дневник Оливии Уилсон
Шрифт:
Ранним утром, на второй день после увольнения Келли, уста профессора Фрейда разверзлись и устроили Уилсону строгую взбучку:
– Когда вы нанимали на работу эту девицу, коллега, вы наивно верили, что она является образцом добродетельной фрау и будет превосходным работником. Но извольте ответить, бывает ли у добродетельных фрау такой порочный изгиб губ?
Этот вопрос прозвучал с таким высокомерным тоном, с которым, не исключено, профессор Фрейд, позволял себе вести воспитательные беседы с безусыми студентами-первокурсниками… Но разве Зиг не знает, что как ни изучай людей, хоть лоб себе расшиби о стену, в них всегда ошибаешься. Почти всегда!
Третьей ассистенткой
Да, дела вела она, пожалуй, неплохо, во всяком случае, в бумагах у неё царил полный порядок. Но всё же никак не подходила для него, поскольку обладала некоторыми малообъяснимыми странностями. В частности, имела дурацкое обыкновение встречать и выпроваживать клиентов долгим косым взглядом, награждая их прозвищами вроде: «псих», «чудаковатый тупица», «маниакальный интроверт» или «неуч-второгодник». Каждую минуту своей жизни она тратила на то, чтобы успеть вторгнуться в чужое личное пространство и, кровь из носу, отвоевать его. Она знала правило: чтобы победить – необходимо нападать. И в такие моменты напоминала кобру, готовящуюся к прыжку, хотя сама в это время могла мило улыбаться. Если же она, по какой-то трудно объяснимой причине, терпела фиаско, то не сдавалась в стремлении хотя бы оставить за собой последнее слово – как в общении с клиентами, так и с ним, Уилсоном, что заставляло его думать, что всё происходящее имеет место не в кабинете психоаналитика, а в самом настоящем театре. Театре одного актёра, в котором все роли исполнялись комедианткой Камиллой!
Хм, а что она учудила ровно год назад, на «День дурака»! Устроила глупый розыгрыш, который, должно быть, позаимствовала у бывших учеников: перевязала тесьмой свой портмоне и незаметно подбрасывала под ноги озадаченных клиентов. Это занятие так веселило её, что она принималась хохотать во всё горло и хлопать в ладоши, заикаясь, ловя воздух ртом и вытирая слёзы ладонями так, что пробудила ото сна даже надоедливого профессора Фрейда: тот очнулся от полуденного сна и первым делом пытался разобраться, где находится. Оглядевшись, он вспомнил, что висит на стене, окаймлённый в портретную раму, отчего залился густой краской и начать сыпать словами как горохом из мешка:
– Нет, вы только полюбуйтесь на неё, коллега! Любопытнейший случай, скажу я вам! Вы ведь подметили, у этой вашей чудаковатой фрау нарушены эмоции: она смеётся и плачет в странным образом перемешанной и навязчивой манере? Исходя из симптоматики, пациентка испытывает глубокую клиническую депрессию. Надеюсь, дорогой мой друг, вы обойдётесь без моего совета о том, что эту истеричку, в лучшем случае, может излечить контрастный душ. Хотя я всё же полагаю, что её место на этой кушетке. Не беспокойтесь, со временем оно придётся ей по вкусу…
– Прошу прощения, профессор, но мне не смешно!
– Ну вот! – вздохнул старик, состроив нарочито обиженное выражение на своём изжелта-бледном лице, и пробурчал недовольным тоном: – И так всё время. Коротать ночь в ожидании рассвета, чтобы утром, в ответ на бесспорную истину, тебе, знаменитости, обречённой на полную неподвижность, наглухо затыкали рот… А где же справедливость и признательность за сотрудничество? Ну что ж, вижу я, пытаться научить вас чему-то, доктор Уилсон, – занятие неблагодарное; похоже, вы предпочитаете учиться на собственных ошибках, не прислушиваясь к наставлениям величайшего доктора медицины, профессора, почётного доктора права Университета Кларка, члена Лондонского королевского общества, обладателя премии Гёте, почётного члена Американской психоаналитической ассоциации, Французского психоаналитического общества и Британского психологического общества… – и он демонстративно умолк, неодобрительно хмурясь…
Последним перлом Камиллы стала укорительная фраза, брошенная ему, Уилсону, как бы невзначай незадолго до своего увольнения: «Сегодня вы попыхтели на оценку «C» – то есть «удовлетворительно». Но этот балл хорош для посредственностей и бездарей. Но не для вас, мистер Уилсон! Для вас это скверно! Весьма скверно! Вы могли бы, однако, и большее рвение проявить…». Чеканя каждое слово, она не скрывала менторского самолюбования в проявлении склонности воспитывать. Сотни раз просил он не кликать его «мистером». Только доктором, именно доктором Уилсоном… Вдалбливал такую простую и, казалось бы, очевидную вещь, в её чугунный котелок, интеллект которого был цепко стянут прутьями её волос, собранных в неизменный сердитый пучок на макушке. Но Камилла, похоже, так ничего и не поняла… Или не желала понимать. Он уже стал подумывать над тем, как бы от неё деликатно избавиться, но, к счастью, она его опередила, сделав это самостоятельно и не забыв с ледяным выражением лица напомнить ему о выходном пособии.
Дольше всех здесь продержалась Люси, без малого, один год. И на тебе… забеременела – если и так! – в самое неподходящее время. И теперь столь решительно покидает его.
Только он откинулся на спинку, и в бессилии закрыл глаза, как открылась дверь и в кабинет вошла виновница сегодняшнего мятежа.
– Я хотела поблагодарить вас за всё, доктор Уилсон. И попрощаться, – миролюбиво молвила она. – И ещё, вот, я подумала, что не могу не сказать напоследок: возможно, вам необходимо посетить врача.
– Врача? Какого врача, Люси? С какой стати? – было видно, что Джозеф всё ещё сердится и дует губы, понимая, однако, что уже не в силах что-либо поменять.
– Ну, вам это лучше знать: психотерапевта или, быть может, даже психиатра, – еле слышно пробормотала она. – Понимаете, дело в том, что я видела, как вы жуёте карандаш. А ведь это тревожный симптом, доктор. К тому же, в современных карандашах есть свинец, который вызывает отравление. Возможно, именно этим и объясняется ваша раздражительность…
– Отлично! – Уилсон откинулся в кресле и сцепил пальцы на колене. – Стало быть, вы полагаете, мне нужен психиатр по причине того, что я покусываю кончик карандаша? Что ж, браво, Люси! У вас редкая проницательность!
– Она, слава богу, мне не изменяет, – женщина покачала головой. – И не только это, доктор!
– А что же ещё я делаю, Люси? Зомбирую своих пациентов, да? Стираю их память и полностью переформатирую личность? Вы правы, управлять сознанием людей не так сложно, как кажется на первый взгляд…
– Вы напрасно шутите, доктор Уилсон. Конечно нет! Но я не раз замечала, что когда вы остаётесь один в этом кабинете, вы начинаете толковать с самим собой… И не уверяйте меня, что это телефон – я проверяла! И думаю, это может быть весьма и весьма серьёзно! Вы берегите себя, доктор…
Люси… Люси… Когда-то она показалась ему привлекательной, гибкой, как кошка, и даже загадочной. А теперь он знает её как свои пять пальцев, и она больше ничем не сможет его удивить.
– Ну, вот и всё. Прошу вас не провожать меня, доктор. В этом нет надобности.