Личный дневник Оливии Уилсон
Шрифт:
– Вы умеете набирать текст на компьютере, мисс Мур? – продолжил он, сделав глубокий вдох через нос.
– Конечно, сэр.
– Быстро?
– О да, сэр.
– А что бы вы сказали, – полюбопытствовал он, – если бы я попросил приготовить мне кофе?
– Спросила бы, с молоком или без, сэр, – мягко ответила она.
– Ну, в таком случае я нанимаю вас, мисс Мур, – произнёс Джозеф с улыбкой. – Когда вы готовы приступить?
– Завтра с утра, сэр. Я могу прийти в восемь-ноль-ноль. Люблю рано вставать и первой приезжать на работу…
– Полагаю, восемь-ноль-ноль – это слишком рано. Приходите лучше к девяти. А пока – возьмите,
– Я уже взяла, сэр… – произнесла она с обворожительной улыбкой, вдруг заигравшей на пухлых губах.
– Да, и вот что ещё, мисс Мур… зовите меня доктором, хм… не сочтите это за прихоть. До завтра!
– В таком случае, и я попросила бы вас звать меня Эммой. До завтра, доктор Уилсон. И позвольте поблагодарить вас за то, что доверили мне такую ответственную работу.
Переполненная радостью, она попрощалась с Джозефом, но на секунду задержала взгляд на дипломах в рамках на стене, поправила один из них, висящий немного неровно, а затем направилась к выходу. Только тогда она припомнила, что в его негромком и почтительном голосе проскользнули еле заметные нотки сожаления. «Возможно, это просто усталость», – предположила она.
– Зонт! – услышал он бодрый командный голос и посмотрел в сторону стены. – Безобразие, Уилсон! Почему вы не предложили зонт этой очаровательной даме, фройляйн Мур? Где ваш большой чёрный зонт? Ваша рассеянность, в самом деле, абсолютно непростительна! Сейчас хлынет проливной дождь.
– Прошу вас, доктор Фрейд, оставьте ваши предположения…
– Барометр опускается: я ощущаю покалывание в ногах, а это верный признак приближения непогоды…
Глава 2. Исповедь одиноких сердец
Утром следующего дня, явившись на работу, доктор Джозеф Уилсон был приятно удивлён. Все помещения его офиса: приёмная, кабинет, а также небольшая кухонька и туалетная комната были в таком состоянии, словно в них отменная хозяйка только что закончила основательную уборку. Повсюду витал аромат благородной деревянной мебели и офисной техники, а над всем этим царили идеальная ухоженность и образцовый порядок. И даже три давно запущенных бонсая, стоящих на полке у окна: снежная роза с чудесными хрупкими корнями, выступающими из-под земли, искривленная сосна, которой, как минимум, лет восемьдесят, и рощица из нескольких клёнов были пострижены умелой рукой, освобождены от ненужных отростков и заботливо орошены водой – вот, всё ещё блестят хрустальные капли на их листьях. Теперь этот сказочный лес вновь потрясает изысканностью, а кусочек мха на стволике сосны неизбежно вызывает у Уилсона то, что древние называли катарсисом.
Похоже, что мисс Мур, то есть Эмма, его новая ассистентка, одна из тех женщин, которые днюют и ночуют на работе, – с довольным видом рассуждал он. Всё, чего она хочет, – это показать, с каким усердием она может работать и как готова ради этого пройти лишнюю милю. Ну что ж, похвально! Явилась ни свет ни заря в свой первый рабочий день, и взялась кружить по комнатам со шваброй, тряпкой и пылесосом, оставляя за собой лишь шлейф восхитительных ароматов кристальной чистоты. Он живо нарисовал в своём воображении, как она, завидев, что заблестело очередное стекло в оконной раме, проворно соскакивает с подоконника и, отступив на пару шагов назад, любуется результатами своего труда.
Эмма с безукоризненно прямой спиной восседала за полукруглым столом и, слегка склонив голову, с энтузиазмом стучала по клавишам. На поверхности столешницы не было ничего лишнего, всё аскетично и строго: телефон,
– А, Эмма! Хорошо, что вы уже здесь. Рад вас видеть, – сегодня его голос звучал бодрее, чем накануне.
– Доброе утро, доктор Уилсон, – улыбнувшись, ответила женщина, беря его дорогое кашемировое пальто и вешая на плечики.
Оказывается, вчера он не сумел разглядеть, что у неё такая тонкая талия… такая прямая спина… такие длинные ноги…
– Как насчет чашечки кофе, доктор Уилсон?
Джозеф едва заметно улыбнулся:
– С удовольствием выпил бы… Какое утро без чашечки кофе можно назвать добрым?
– С молоком или без, доктор? – произнесла она, повторив свой вчерашний вопрос, и вновь улыбнулась – лучезарно и немного загадочно.
– Без молока, если можно, Эмма. Только крепкий кофе.
– Сию секунду…
Несколько минут спустя знакомый ароматный запах дотянулся до его ноздрей. Вскоре дверь в кабинет приоткрылась, вошла Эмма, слегка покачивая бедрами и неся в руках поднос с чашечкой кофе и – о боже! – вазочкой, доверху наполненной маленькими пышными круассанами. Эти рогалики из слоёного теста всегда напоминали ему о Париже, в котором он регулярно бывал, отправляясь в качестве одного из спикеров на международный симпозиум по психиатрии. О, Париж, город-праздник, который никогда не кончается… Елисейские поля, кабаре Мулен Руж, Монмартр, Лувр, Эйфелева башня, Нотр-Дам де Пари… А кстати говоря, откуда Эмме известно, что он души не чает в этих чудесных круассанах?
– О, Эмма, вы моя спасительница! – Джозеф одарил её благодарной улыбкой и откинулся на спинку кресла.
Бесшумно отхлебнув глоток любимого напитка, он окончательно убедился в том, что жизнь не так уж и плоха, а случившееся вчера теперь выглядело сущим пустяком. И внезапно поймал себя на том, что смотрит не на лицо Эммы, а куда-то пониже. «Интересно, как долго я смотрю туда, – заёрзав, подумал он. – Заметила ли она?» Он взял в руки воображаемый пылесос и уничтожил им все крамольные мысли, сосредоточившись на глазах мисс Мур. И вдруг увидел, как она улыбнулась, увидев его расстроенное лицо. «Надо же, ничто не укрывается от её взгляда! Каким бы великолепным диагностом могла стать эта женщина! Интересно, задумывалась ли она когда-нибудь о медицинской карьере? Могла бы она стать моей ученицей?» Эта фантазия захватила его, но голос Эммы вернул его к реальности.
– Ваше расписание на сегодня, доктор Уилсон, – она вытянула из подмышки регистрационный журнал записи пациентов и протянула ему для ознакомления.
– О, благодарю вас, Эмма! – он отставил чашку и протянул руку к журналу, раскрывая его перед собой. – Вы можете идти.
Итак, сегодня у него пять, нет, шесть пациентов, решившихся обратиться к психотерапии, чтобы облегчить душевное бремя.
Первый – Мистер Тернер – придёт через полчаса. Типичная канцерофобия, или боязнь умереть от рака: «Доктор, что мне делать? У меня, кажется, плохие анализы. Что вы сказали? Нет, диагноз ещё не поставлен. Но я уверен, что у меня что-то очень страшное и неизлечимое, что рак уже запускает скользкие щупальца в каждую клеточку моего тела. Вы ведь давно всё знаете, да? И пытаетесь утаить от меня правду. Я это вижу по вашим глазам».