Личный ущерб
Шрифт:
Он намеревался предъявить Косицу набор неопровержимых улик и предложить существенное смягчение вины в обмен на показания против Туи. Но для этого его надо застать одного. Люди Амари пасли Косица весь день, но тот не отходил от Брендана, чтобы иметь возможность в любую минуту решать оперативные вопросы. Дождавшись сообщения, что в доме Туи поставили два «жучка», Сеннетт решил оставить Косица на утро, а пока заняться остальными.
Школьник смотрел по телевизору баскетбольный матч, ссутулившись на диване в бархатном купальном халате, надетом на зеленую пижаму с черной подкладкой. На кармане халата красовался фамильный герб, к семье Школьника наверняка отношения не
При виде гостей Школьник вскочил.
— Входите, входите!
Сеннетт представился. Судья начал суетливо придвигать деревянные кресла-бочонки. Текс Клевенгер взялся ему помогать.
— Я вас знаю, — сказал Школьник. — Знаю. Мы встречались во время учебных судебных процессов на юридическом факультете.
Он снова сел на диван, запахнув плотнее халат, чтобы выглядеть приличнее, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Затем с видимым сожалением посмотрел на игроков и погасил экран.
Школьник производил впечатление абсолютной посредственности и оказался именно таким, каким его описывал Робби.
— Итак, что привело вас сюда, друзья мои?
Особенности некоторых законодательных актов США таковы, что правительство страны время от времени вынуждено представать перед судом в качестве ответчика по общегражданским искам. Школьник, наверное, думал, будто Сеннетт и его свита явились к нему по этой причине. Принесли какое-то срочное ходатайство.
— Судья, мне необходимо задать вам несколько вопросов от имени правительства Соединенных Штатов. К искам против прокуратуры это отношения не имеет.
— В одиннадцать вечера? Неужели не могли подождать до утра?
Щеки Школьника вспыхнули. Он посмотрел на спутников Стэна, словно они могли что-либо объяснить. Встретившись взглядом с Ивон, единственной женщиной, судья слабо улыбнулся. Улыбка получилась милая — так улыбаются дети и щенки, — и Ивон с удивлением ощутила в себе потребность ответить на нее.
— В частности, ваша честь, меня интересует одно дело. — Стэн назвал номер. — Иск о возмещении ущерба от маляра, вдовца, который упал с лесов. Вы помните?
Очень медленно, но Школьник все же начал осознавать, что ему грозит какая-то смутная опасность.
— Мистер Сеннетт, — произнес он. — Я могу называть вас Стэн? Замечательно. Так вот, Стэн, я рассмотрел сотни исков. Да что там сотни — тысячи. Многие тысячи. Вы бы пришли и посидели хотя бы на одном из моих заседаний. Это ведь не то что в федеральном суде, уверяю вас. Я знаю там многих, например, с Ларреном Литтлом знаком не менее пятнадцати лет, и у нас совсем другое дело.
Сеннетт кивнул Ивон, и она достала из дипломата иск Робби и ответ Макманиса. Сеннетт положил их на кофейный столик.
— И вы хотите, чтобы я читал все это в одиннадцать вечера? — Судья пробормотал себе под нос что-то на идиш. — Знаете, что это означает? Я сказал: вот оно, еврейское счастье. Погодите. Где мои очки? — Школьник нашел их в кармане. — Так-так, прекрасно. — Он несколько раз качнул головой, вроде как читая документы, даже произнес несколько фраз вслух. Но было ясно, что в действительности он ни черта не понимает. — Так, так… ну и в чем тут проблема?
Сеннетт оправил лацкан своего знаменитого синего костюма.
— Судья, вам знаком адвокат Робби Фивор?
Школьник откинулся на спинку дивана.
— Фивор? — Язык судьи, похожий на какое-то маленькое осторожное животное, высунулся и облизнул губы. — Разумеется, я знаком с Фивором, как и с тысячью других адвокатов.
— Судья, когда вы рассматривали это дело, у вас были какие-нибудь частные встречи с Фивором?
— Конечно, мы разговаривали. Он симпатичный, приятный парень. Я рассказывал ему один анекдот, он мне — другой. Встречался ли я с ним в городе? Или в здании суда? Да. Вы должны извинить меня, мистер Сеннетт… хм, Стэн… но я думаю, это не криминал.
— Нет, судья. Но я спрашиваю вас о частных встречах с Фивором, на которых вы обсуждали существо дела и его исход?
— Вы имеете в виду без присутствия… хм… не помню, кто там был адвокатом ответчика по этому делу? — Школьник заглянул в бумаги. — Макманиса? — Он замолчал. На его массивном лице отразилась медленная работа мысли. — Неужели Макманис? Он пожаловался? — Затем глаза судьи слегка прояснились. Он наконец узнал Джима, правда, позднее, чем все ожидали. — Это вы! Теперь понятно, понятно. Сразу же побежали к федеральному прокурору, не сказав мне ни слова? А я, между прочим, человек ответственный. Пришли бы ко мне, да хотя бы и сюда, и мы бы спокойно во всем разобрались. Так нет, надо было затевать все чуть ли не ночью.
Сеннетт снова спросил, встречался ли Школьник с Фивором частным образом во время разбирательства данного дела, и тот не нашел ничего лучшего, как от души рассмеяться. Он явно успокоился. Щеки порозовели.
— Совершенно не могу припомнить, чтобы такое случалось.
— Судья, сделайте над собой усилие и вспомните, как обсуждали с адвокатом, какое решение принять по этому иску.
— Хм… Стэн, понимаете, адвокаты могут много чего наговорить. Они ведь без комплексов. А некоторые просто наглые. Уверяю вас. Иногда я ухожу с заседания и ругаю себя: Барнетт, ты слишком мягко с ними обходишься, эти ребята заслуживают презрения. — На его коровьем лице возникло недоуменное выражение, словно он сам был серьезно озадачен своей странной натурой.
— Судья, вы встречались с Фивором в своем автомобиле пятого марта?
— О! — вскрикнул Школьник, неожиданно повеселев. — Теперь я вспомнил. У Фивора спустили шины. Я увидел, как он пытается поймать такси, и остановился подвезти. — Школьник засмеялся и взмахнул рукой в сторону Джима. — Так вы это видели, и вам пришли в голову совершенно неправильные мысли? Глупости. Стэн, друг мой, могу я вас кое о чем попросить? Говорите прямо, кто и что вам сказал, и я дам совершенно искренние ответы. Сделаю все, что смогу. Напрягу память.