Личный враг князя Данилова
Шрифт:
— Что? Что случилось? — всполошился Николай. — Немцы?
Не имея сил ответить, Луи только покачал головой.
— Так что?
— Где Колганов?
— Ушел уже.
— Это хорошо.
— Луи! — Данилов сказал это негромко, словно опасаясь, что их может кто-нибудь услышать. — Что все-таки случилось? На тебе лица нет. Можешь объяснить?
— Нет… не сейчас… потом. Я могу попросить тебя об одной услуге?
— Да. Конечно.
— Не ходи туда. Не надо. Пожалуйста. Я потом тебе все объясню.
— Хорошо. Только куда же я уйду? Здесь мой пост.
— Вот и славно. Ребятам помочь надо. Пойду я.
Страх уже отпустил. Стыд за беспорядочное бегство заставил побыстрее уйти. Каранелли шагал, чувствуя необычайную легкость во всем теле. Будто он только что отлично выспался, хорошо поел и после этого прекрасно размялся. Бьющая через край энергия заставляла пританцовывать на ходу. Хотя всего десять минут назад он чувствовал, что сил в организме немного, и все движения скупы и экономны.
Через полтора часа весь отряд перебрался на правый берег Свиной. Прихватив половину груза, партизаны углубились примерно на километр в лес. Под большой разлапистой сосной Каранелли посадил всех и дал полчаса отдыха. Сам же забрал шашку у Данилова и, вырубив шесты, натянул на них брезент. Укрыв бойцов от дождя, командир развел костер. В мокром лесу это было невозможно, если бы не Колганов. Он не по нужде попросил отлучиться на минуту. Сообразил, что рано или поздно костер нужно будет развести, — вот и слил с мотоцикла три литра бензина.
«Толковая команда получается», — думал Луи, собирая ветки. Он старался вытаскивать их из-под мощных сосен, где все-таки было посуше.
Полчаса прошло. Пора отправлять Лемешева и Данилова за лошадьми. Но, глядя на часы, Каранелли вдруг сообразил, что с того момента, как они ушли из лагеря, прошло всего только тридцать шесть часов! За которые произошло столько событий! Давным-давно, так давно, что начали стираться подробности, случилась драка с немецкими машинистами в тесной будке паровоза. Бег по предрассветному лесу к мотоциклу, чтобы успеть перехватить колонну военнопленных. Наглый проезд через Красный, удачная атака на часовых, сопровождающих красноармейцев. Неожиданное пополнение, которое могло оказаться обузой. Длинный день, за который удалось вздремнуть только три часа — остальное время ушло на составление плана атаки. Долгое возвращение к немецким складам, само нападение, и эта безумная переправа, которая показала, что, сколько не думай — все предугадать невозможно. Его ошибку исправили дождь и Красцов. Но, даже не перетаскивая полтора центнера вброд, товарищи вымотались до предела. Почему же он сам чувствует себя, словно все время был на отдыхе? Какая-то неясная мысль мелькнула, но исчезла — ухватить не удалось.
Лемешев с Даниловым ушли. Каранелли велел устраиваться бойцам поудобнее и отдыхать. Тепло, идущее от небольшого огня, разморило, отняло последние силы. Солдаты засыпали, но сон их был неспокойным. Что-то бормотал Красцов — из набора слов можно было разобрать только одно — «справа». Колганов каждые тридцать секунд ворочал головой. Чернобровый, лежа на спине, начал хохотать, но неожиданно смех оборвался, и суровая гримаса исказила почти детское лицо. И только Тонь лежал спокойно, ровно дыша.
«Вот у кого железные нервы», — подумал Луи. Как сглазил. Сергей вдруг сел, резко вскинув руку, закрывая локтем голову. От неожиданности Каранелли сделал шаг назад. Ветка попала под ногу, и он неловко «затанцевал» на месте. Когда восстановил равновесие, то увидел внимательный взгляд Тоня.
— Простите, товарищ командир! Лагерь привиделся.
— Ничего. Ты как, часок продержишься, если часовым тебя поставить?
— Продержусь, если прикажете.
— Прикажу. Я пока схожу к переправе. А ты посторожи сон товарищей.
Не один — четыре раза сходил Каранелли под дождем, но перенес все оставленное на берегу во временный лагерь. Каждый раз, возвращаясь с поклажей, командир менял часовых. Когда пришел в последний раз, Данилов и Лемешев уже привели лошадей. Олег — умница, догадался прихватить кастрюлю и ложки. Суп из перловой крупы с изрядной порцией тушенки оказался весьма кстати.
Дождь прекратился, зато резко похолодало. Тучи разнесло северным ветром.
«Теперь затаимся на недельку, — думал Каранелли. — Надо бы с хозяйством нашим разобраться». Он, конечно, слышал, как громко, с надрывом, кашляет Алеша Чернобровый, но не мог предположить, что из-за этого следующую вылазку придется повторить уже завтра.
Отряд шел знакомой дорогой. Впереди Лемешев и Колганов, замыкали Данилов и Каранелли. Остальные вели лошадей.
— Ты какой-то семижильный сегодня, командир, — проговорил Николай. — Я еле на ногах держусь. А ты пять пудов перетащил на горбу — и свеж, как огурчик с грядки.
— Заметил? Это оттуда.
— Откуда?
— От дерева. Того, что светилось.
— Когда светилось?
— Тогда, — понижая голос, почти прошептал Каранелли, — в восемьсот двенадцатом. И сегодня.
Данилов выжидательно смотрел на Луи.
— Я потому и просил тебя не ходить на поляну.
— Но я там был. С тобой вместе.
— И чем закончилось? Помнишь?
— Помню. Только с теми, кто нас подобрал, ничего не случилось. Да и тобой ничего не случилось. Сегодня.
— Случилось. Ты же видишь, что на меня можно вместо лошади поклажу грузить.
— Так это же хорошо. Почему тогда ты не хотел, чтобы я туда ходил?
— Потому что, когда там были красноармейцы — ничего не случилось. По крайней мере, Лемешев не заметил. Я один был — у меня сил прибавилось, как у русского былинного богатыря. А когда мы с тобой туда пришли, то на сто тридцать лет уснули. Может, в тебе все дело?
— Или потому, что я по нему палашом ударил?
— Не знаю. Но рисковать не хочется. Не сейчас, как-нибудь потом, когда время будет. А пока, Князь, мой приказ. К дереву не подходить!
— Есть, товарищ командир.
Сам не зная почему, Каранелли не стал рассказывать, что дерево ответило на вопрос. Тем же голосом, каким давным-давно, в далеком детстве посреди пшеничного поля отозвалась на молитву шаровая молния. Может, не хотел пока навешивать эту проблему на друга? Рано или поздно, все равно придется рассказывать. Только лучше позже.