Лицо под шерстью (Врата Анубиса - 1)
Шрифт:
***
Лен Керрингтон уселся прямо в передней комнате и отхлебнул изрядную порцию из карманной фляги, совершенно не заботясь, что его могут увидеть. С чего бы это, хотелось бы знать, его ни с того ни с сего вдруг назначили заместителем клоуна? И мало того, они еще хотят, чтобы он успокаивал разгневанного доктора Ромени, который считает неудовлетворительными сводки с места событий, поступающие каждые несколько минут от группы захвата, посланной на поимку двух беглецов. Да, а еще вдобавок Хорребин беснуется от ярости, и надо успокаивать Хорребина, который валяется в гамаке с тяжелейшими ожогами и стонет от боли. Надо его убедить, что приняты все меры и что делается все возможное для исправления ситуации. А Керрингтон даже не понимал, какова она, эта самая ситуация. Он, правда, слышал, что танцующий карлик попытался убить клоуна, а потом сбежал по подземной реке вместе с Индусом, но ради Бога, если это так, то почему доктора Ромени интересует только Индус?
Ха, а вот кто-то поднимается по лестнице из подвала. Керрингтон решил было встать, но потом отверг эту идею.
Как ни странно, это оказалась женщина. Ее прическа напоминала гнездо грызуна, а ее платье сидело, как кусок брезента на вешалке для шляп, но ее лицо под толстым слоем пудры и румян было, пожалуй, хорошенькое.
– Они мне посоветовали поискать Хорребина внизу, - сказала она так невозмутимо, как будто женщина в Крысином Замке не столь же беспрецедентное явление, как лошадь в Вестминстерском соборе.
– Я его не видела.
– Нет, - сказал Керрингтон, вскакивая на ноги, - Он... э-хм... нездоров. Какого черта ты здесь делаешь?
– Я от Кэти Данниган, ну, у нее эти дома свиданий в районе Пиккадилли. Мне было предложено организовать совещание - очевидно, этот парень Хорребин хочет вложить деньги в это дело.
Керрингтон удивленно заморгал. Насколько ему было известно, проституция не входила в сферу деловых интересов Хорребина, но, безусловно, это как раз для него. И кроме того, совершенно невообразимо, чтобы юная девушка пришла бы в такое место, как Крысиный Замок, без достаточных на то оснований, это дело с домами на Пиккадилли - как раз самое оно.
Он окончательно успокоился - разумеется, это дело никак не связано с двумя беглецами.
– Ладно, но, боюсь, вы не сможете его сейчас видеть. Вам лучше покинуть это место и сказать этой женщине Данниган, чтобы в следующий раз присылала мужчину! Вам здорово повезет, если вас изнасилуют меньше, чем дюжину раз, прежде чем вы выберетесь из этого здания.
– Ну, в таком случае одолжите мне нож.
– В... Вот еще! Джеки подмигнула:
– Вам доводилось бывать на Пиккадилли?
Керрингтон ухмыльнулся, протянул руки и обхватил ее за талию.
– Нет, нет, не я, - поспешила она развеять его иллюзии.
– Я... хм... у меня болезнь. Но у нас есть чистые девочки на Пиккадилли. Хочешь, я дам тебе пароль и ты сможешь в любое время получить девочку бесплатно. Ну, что скажешь?
Керрингтон отскочил от нее, но, подумав, нехотя засунул руку за пазуху и вытащил кинжал в кожаных ножнах.
– Вот, - сказал он.
– Какой пароль? Джеки сказала самую непристойную трехэтажную непристойность из всех когда-либо слышанных ею.
– Я знаю, это звучит странно, но это так и есть. Ты просто приходи в любое из этих мест, подойди к вышибале у парадного входа и шепни ему это на ухо. А дальше сам увидишь, что будет.
Джеки неторопливо направилась к выходу из Крысиного Замка, демонстративно чистя ногти кинжалом.
Глава 7
Юность, Природа и милость Богов поддерживали яркий огонь моего светильника, но Романелли победил всех трех и вот - задул его...
Лорд Байрон.
Из письма, написанного в Патрах.
3 октября, 1810 года
Утром в субботу Дойль проснулся на соломенном тюфяке в жалкой конуре. Теперь он принял решение. Да, конечно, иного пути нет, но ясное осознание того, что ему предстоит, бросало в дрожь. Накатила волна холодного, липкого ужаса - в горле пересохло, руки дрожали, по телу пробегали мурашки. Он лежал на спине, охваченный приступом предательской слабости, и разглядывал трещины и потеки сырости на потолке. Но все-таки он почувствовал явное облегчение. Последнюю неделю Дойль терзался сомнениями, мучился от собственной нерешительности и строил бредовые планы, то теша себя радужными иллюзиями, то впадая в мрачное отчаяние. Да, теперь-то он все понял.
Какая наивность возлагать столько надежд на Эшблеса! Он только зря терял время в ожидании прибытия поэта.
Ну в самом деле, если рассуждать здраво, что бы изменилось в его ситуации, даже если бы он и нашел Эшблеса? Допустим, они встретились. А дальше что? С чего это он решил, что Эшблес станет вмешиваться в его дела и захочет помочь? А если вдруг и впрямь захочет, то сможет ли оказать реальную помощь? Ведь совершенно очевидно, что это дело касается только их двоих - его и доктора Ромени. И только встреча лицом к лицу может внести ясность. Да, и чем скорее это случится, тем лучше. Нет смысла длить и увеличивать страдания, ведь с каждым днем Дойль чувствовал себя все хуже и хуже.
Он попросил у Казиака выходной, и старик с видимой радостью исполнил просьбу. Присутствие Дойля уже начинало плохо сказываться на коммерции посетители чувствовали некоторую неловкость и старались держаться подальше от этого доходяги - страшные приступы сухого, выворачивающего внутренности кашля скручивали его все чаще и чаще. Неудивительно, что добропорядочные обыватели опасались подхватить заразу и выражали неудовольствие хозяину за причиняемые неудобства.
Итак, ничто не препятствовало Дойлю приступить к осуществлению задуманного. Он отправился в лавку старьевщика и на жалкую сумму, составляющую на данный момент все его достояние, приобрел то, что и должно было послужить гарантией успешного осуществления задуманного предприятия, - помятый и ржавый кремневый пистолет. Дойль испытывал некоторые сомнения, что такая рухлядь может выстрелить, но старьевщик клялся и божился - пистолет, мол, в полной исправности и метко попадает в цель. Ну уж, во всяком случае, один-то раз, может, и впрямь выстрелит, а большего мне и не надо, с горечью подумал Дойль. Замысел был предельно прост - взять с собой пистолет, когда станет говорить с Ромени, и пригрозить, что если тот только попытается схватить его, то Дойль, не задумываясь, покончит с собой выстрелом в голову. Вчера на Лондонском мосту Джеки рассказал о неудавшейся попытке покушения на Хорребина. Сейчас Дойль сожалел, что у него нет той пилюли с ядом, которую карлик предлагал Джеки. Ведь насколько проще держать в зубах пилюлю с ядом, чем привешивать на шею пистолет да еще так его закрепить, чтобы он точно был направлен в голову!
Обдумывая детали предстоящей операции, Дойль понял, что рука быстро устанет, если он в продолжение всего разговора, который вполне может и затянуться, будет держать тяжеленный пистолет приставленным к виску. Поэтому Дойль снял пояс и пропустил один конец к курку, а другой конец обвязал вокруг шеи. Сверху он надел пальто, застегнулся на все пуговицы, а шею обмотал шарфом. Так, теперь ничего не заметно - он только чувствовал, как холодное дуло упирается в нежную кожу под подбородком. Дойль остался доволен придуманное устройство позволяет не привлекать к себе внимание, пока он не доберется до Ромени, и в то же время удерживает пистолет в таком положении, что стоит только просунуть большой палец между второй и третьей пуговицами и слегка дернуть, как пуля разнесет голову вдребезги.
На Бишопгейт-стрит Дойлю повстречался нищий из команды Капитана Джека. После обмена приветствиями Дойль без труда выяснил, что цыганский табор доктора Ромени все еще находится на старом месте. И цыгане бродят по окрестностям, предсказывая будущее жителям Вест-Энда и продавая любовное зелье в трущобе Голден-лейн.
Дойль трогательно поблагодарил его, попросил не забывать и направился на восток, в сторону Лондон-Волл-стрит. Он углубился в приятные думы, что как раз здесь родился Ките, и прошел в задумчивости еще целый квартал, прежде чем до него дошло, что он слышит пронзительный свист с северной стороны улицы. Высокая нота и две низких - три первые ноты "Yesterday".