Лицо
Шрифт:
Их сок и жир течет, и начат новый счет,
Прекрасный, сладкий дым уносится в трубу,
И хочется свобод, и к жизни так влечет,
Что никакая муть не омрачит судьбу.
Пускай устройство дней совсем оголено -
До крови и костей, до взрыва Хиросим, -
Продли, не отпускай! Узнаешь все равно,
Что без моей любви твой мир невыносим.
1964
МОЦАРТ
Два свободных удара смычком,
Отворение
Это — Моцарт! И сердце — волчком,
Это — Моцарт! И крылья торчком,
Это — Моцарт! И чудным толчком
Жизнь случайно подарена. Празднуй,
Мальчик с бархатным воротничком.
Это — Моцарт! В дележке лабазной,
Попрекающей каждым клочком
Тряпки, каждым куском и глотком,
В этом свинстве и бытности грязной,
Где старуха грозит кулачком,
Чтобы сын не прослыл дурачком,
Ради первенца с рожей колбасной
Приволок ковырялку с крючком
Потрошить плодоносное лоно, -
Только чудом, звездою, пучком
Вифлеемским с небесного склона
Порази этот мрак безобразный,
Мальчик с бархатным воротничком.
Это — Моцарт! И солнечный ком
С неба в горло смородиной красной
Провалился И привкус прекрасный
Детства, сада и раннего лета
Целиком овладел языком.
Я-на даче, я чудно раздета
До трусов и до майки. Скелета
Мне не стыдно. И ослик за это
Оставляет шнурок со звонком
У калитки на кустике роз.
Где-то музыка, музыка где-то…
Ободок неизвестного света
Опустился над басмой волос.
Это — Моцарт! И к небу воздета
Золотая олива квартета.
Это — обморок. Это — наркоз.
1967
ЯНВАРЬ
У нас такая синева
В окне — от близости реки,
Что хочется скосить зрачки,
Как на иконе, как при чуде.
У нас такие покрова
Снегов — почти материки,
Что день задень — в ушах звонки,
И всюду голубые люди,
И я да ты — ученики
У чародея. Холодея,
Стоим в просторах мастерской
У стенки с аспидной доской.
Зрачками — вглубь. В гортани — сушь.
Вкачу, вчитаю по слогам
В гордыню, в собственную глушь
Ежеминутной жизни гам,
Битком набитый балаган
Без тряпки жалкой на окне.
И все, что прежде было вне,
Теперь судьбу слагает нам,
Родным составом входит в кровь,
Приставкой к личным именам.
Сообщники! У нас — любовь
Ко всем грядущим временам,
Ко всем — до гибельного рва,
До рваной раны, до строки
Оборванной, где прет трава
Поверх груди, поверх руки!
У нас такая синева
В окне от близости реки.
1967
ТРАМВАЙ
Все младенцы пахнут молоком,
Все мужчины пахнут табаком,
Мчится транспорт — он набит битком,
Красный, он мне кажется битком -
Красным, пламенеющим, сырым.
На конфетах нарисован Крым,
На обертке мягкого сырка -
Тень коровы: он — из молока.
А на книге — профиль Спартака
И за ним бегущие рабы.
Выхожу на Площади Борьбы.
1956
ОТЕЧЕСТВО СНЕГА
Отечество снега,
плывущего с неба,
исходит сияньем.
Великая свежесть,
великая снежность
исходит слияньем,
исходит влияньем
на мысли и чувства,
на вечность творенья,
на неистребимые
силы искусства,
на буйство сирени!
О, это прозрачное,
белое, тонкое,
хрупкое, звонкое -
над каждою птицей,
над каждой ресницей
и перепонкою,
над спешкою вечной,
над болью сердечной,
над всей мясорубкою -
о, это прозрачное,
белое, тонкое,
звонкое, хрупкое!
–
меж мной и тобою,
меж духом и телом
единственно целое -
о, это прозрачное,
тонкое, звонкое,
хрупкое, белое!
Над каждою негой,
Печорой, Онегой,
над всеми ребенками -
о, это прозрачное,
белое, тонкое,
хрупкое, звонкое -
Отечество снега.
1985
ВОР
Зимой сорок третьего года
видала своими глазами,
как вор воровал на базаре
говяжьего мяса кусок -
граммов семьсот
с костью.
Он сделал один бросок
и, щелкнув голодной пастью,
вцепился зубами в мякоть
и стал удирать и плакать.
Караул! Мое мясо украли!
–
вопить начала торговка,
на воре сплелась веревка,
огрели его дубиной,
поддели его крюком,
дали в живот сапогом,
схватили его за глотку,
а он терзал и заглатывал
кровавый кусок коровы.
Тут подоспел патруль
и крикнул торговкам:
— Сволочи!
Вас и повесить мало!
Дайте ребенку сала!
Выпучив лютый взгляд,
оторопела свора
и разглядела вора:
вор на карачках ползал,
лет ему было десять,
десять или двенадцать,
слезы его и сопли
красного были цвета.
Бабы перекрестились:
— Господи Иисусе,
зверость на нас нашла!
–
Стали сморкаться, плакать,
вору совать капусту,
луковицу, морковку,