Лифчик для героя. Путь самца - 2.
Шрифт:
Думала всю ночь над словами бывшей супруги. Мама — единственная дочь у моей бабушки, да и вообще — единственный ребенок. Такая потеря может подорвать здоровье старушки, но, если ей не сказать, она даже не простится со своим ребенком.
Приехала к ней за день до похорон. Бабушка смотрела мексиканский сериал, внимательно, как смотрят женщины, давно лишенные личной жизни. Им надо следить за чьими-то страстями, сопереживать, заполняя эмоциональный голод. Оторвать ее — преступление. Она сидела в кресле, ахала, ойкала, а я думала: как странно, что сейчас человека увлекают искусственные страсти, она всем сердцем переживает за героев «мыльных» опер, а в ее дом уже пришла реальная беда. Бабушка плохо видела и смотрела телевизор с зашторенными окнами,
День похорон был первым за несколько месяцев, когда я оделась мужчиной. На похороны собрались все соседские старушки, шокировать их было бы неуважением к маме. Собрались и ее подружки. Многих я не видела очень давно и не подозревала, что все так состарились. Неужели мама их ровесница? Они, в свою очередь, испуганно смотрели на меня и шептали: «Как ты изменился». По их глазам было видно, что я тоже кажусь им очень старым. Может быть, как мужчина я и старый, но как женщина я еще юна и полна жизненной энергии!!!
В следующие дни я по-прежнему ходила в мужской одежде. Наверное, из-за стресса было просто все равно, как выгляжу. Кроме того, паспорт так и не поменяли, и, соответственно, я просто не знала, стоит ли теперь переодеваться? Еще я начала продавать мамину квартиру, ведь потребуются деньги на операцию. Ходить же по официальным организациям, встречаться с покупателями, будучи в женской одежде, глупо и рискованно. Ведь при сделке надо показывать паспорт.
Зато Ира, видевшая это, очень оживилась. У нее снова появилась надежда, что все вернется. Я понимала, что обманываю ее; чувство вины мучило, и, едва получив деньги за проданную квартиру, я купила ей золотую цепь с крестиком. Она должна была оценить такой подарок. Ира и оценила, правда, особо бурной благодарности не выразила. Но мне ничего и не было нужно. Просто хотелось сделать ей приятное в качестве отступных за то «зло», которое ей причинила.
Так мы прожили еще год, как в киселе: все мутно и замедленно. Я получала зарплату в бухгалтерии завода, руководила рабочим процессом... С Иркой мы больше не занимались сексом, но и не расходились. Она истово молилась, а я так же истово покупала ей подарки на деньги, вырученные за квартиру, заглушая чувство вины. Себе я тоже покупала красивые шмотки, такие, какие всегда хотела: сексуальные, шикарные, делающие хоть кого королевой красоты. Ирка находила в шкафу платья и, примерив на себя, начинала в них ходить. Запрещать я не могла. Деньги постепенно таяли...
— Вам разрешили операцию,— от этой просто! фразы, сказанной врачом по телефону, внутри все упало. — Если вы еще не передумали, надо приехать клинику и обсудить оплату и сдать анализы.
...Я прыгала вокруг телефона минут десять, пробивая головой дыры в потолке. Ну наконец-то! Наконец-то стану собой!!!
А в клинике выставили счет, от которого несколько опешила. Суммы, оставшейся от продажи квартиры, едва хватало на то, чтобы сформировать влагалище. На грудь ничего не осталось, но добрый доктор сообщил, что она и сама вырастет от гормонов.
Теперь я могу не скрываться! Для начала решила рассказать все Андрею, моему начальнику на работе. Все-таки мы столько лет считались приятелями, уж он-то должен понять.
Он долго молчал, на лбу выступила испарина.
— А японцы?
— Что японцы?! — Более странной реакции на сообщение о том, что твой товарищ оказался женщиной, кажется, быть не могло.
— Ну контракт.
— Ах, это?
Дело в том, что наш завод работал с японцами. Мы какое-то время занимались производством головок для их видеомагнитофонов. Они изучили наши изделия и пришли к выводу, что они не хуже японских, а стоят дешевле, и предложили гигантский контракт. На несколько лет крупный завод с тысячами рабочих был бы обеспечен работой. Неужели на такое серьезное партнерство может повлиять тот факт,
Андрей рассеянно выслушал мои доводы и согласился, сказав, что ему надо все обдумать. На следующий день приехал ко мне и попросил написать заявление об увольнении. Я не могла его винить: мужчины боятся, что их могут заподозрить в гомосексуализме.
Он хотя бы приехал лично, а не сообщил о своем решении по телефону. Теперь придется экономить, но подобные мелочи никак не омрачали торжественность момента!..
Я рассказывала о предстоящих у меня переменах всем! Зачем скрывать? Все равно мы когда-нибудь встретимся, кто-нибудь один увидит меня и расскажет другому. «Сарафанное радио», «испорченный телефон», «гляделки». К черту,— пусть уж лучше любопытные сплетники обсудят меня сразу и открыто. Реакция у людей иногда оказывалась неожиданной, например, некоторые заявляли, что это эгоистично с моей стороны, что я совершенно не думаю о НИХ. В чем заключается эгоизм, и почему мне надо думать о них, я так и не поняла. Что это за фраза такая: «Ты о нас подумай»?
Сорок лет думала.
Почему они считали мои действия позором для себя? Какой позор, что кто-то из твоих знакомых сменил пол? Проблема здесь только для Ирки. Но она пообещала быть со мной до конца. А после операции я перееду в квартиру отца.
Пари
Кто спорит, тот говна не стоит.
Детская считалочка