Лифчик для героя. Путь самца - 2.

Трахтенберг Роман Львович

— Я все равно похудею, закончим работать, и займусь спортом.

— Ага, я это уже слышал.

— Я все равно стану стройной и красивой.

— Стройной, может быть, и да, но красоты и молодости у меня же не займешь?!

— Тоже мне мачо-срачо! Буду как Валерия!

— В лучшем случае как Новодворская или гибрид Собчачки и Волочковой!

— Я чего-то не догоняю твоего юмора.

—

И не надо. Оставайся такой, какая есть,— старой, толстой и глупой.

— Тоже мне умник нашелся. Вот похудею, и тогда...

— И не надейся. Некоторые каждый понедельник садятся на диету и держат ее... до вторника. Я вот в течение последних двадцати лет после каждой поездки за границу даю себе слово выучить английский, и что?

Наконец, ее освободили из лифта, но по-человечески такой день закончиться просто не мог. Поэтому к вечеру она снова заявила, что я жирнее.

— Во-первых, для мужчины, а тем более писателя, это не главное, а во-вторых, если захочу, за две недели все лишнее сброшу.

— Про писателя — это ты про себя?

— Нет, бля, про тебя!

— Давай тогда поспорим, как писатель с писателем, кто больше скинет? — съехидничала она.

— Да хоть на тысячу долларов! Кто больше похудеет за пару недель — тот и победитель.

— Это нечестное и жестокое наебалово. Больше всегда худеет тот, у кого изначальная масса больше. То есть тебе, Карлсончик, будет легче.

— Больше худеет, Малыш, тот, у кого сила воли больше.

Резонный довод, что без жестокого обращения с собой вряд ли выйдет толк, ее убедил. Мы влезли по очереди на весы и записали вес на бумажке, под которой поставили автографы.

И началась комедия.

То есть я-то ничего особенного не делал, кроме того, что закрыл рот и повесил замок на холодильник. За день терялась пара килограммов, а в теле прибавлялась легкость, а Черданцева пошла обходным путем — купила ролики и поехала на ВДНХ.

На следующий день она позвонила с сообщением, что сегодня не может работать, потому что сильно ушиблась, слезая с карусели.

— Карусель — это не тренажер, зачем ты на нее вообще полезла?!

— Отдохнуть хотела, а ролики было лень снимать, я в них и села. А когда слезала, поскользнулась.

— Лучше бы ты головой долбанулась. Может, тогда бы тебя переклинило, и ты соображать бы начала.

Едва у нее зажили колени, она снова надела ролики и отправилась испытывать судьбу. Я для этих мытарств даже название придумал — «Катание по мукам».

В этот раз в парке ее внимание привлек гигантский верблюд, стоящий за высоким забором и жующий траву. Она угостила его яблоком, которые во множестве таскала с собой в огромном заплечном мешке, почему-то называемом ею скромно «рюкзачок». Заходя

на следующий круг, она вновь угостила «горбатую лошадь» яблочком. Когда пошла на третий, верблюд уже тянул морду из-за решетки и радовался ей, как родной верблюдице. Растрогавшись, она отдала ему оставшиеся два яблока и даже купила булочку. И только при заходе на седьмой круг осознала собственную ошибку. Лохматый красавец находился уже не за решеткой, а стоял прямо посреди тротуара у вывески «Фото на вирблюде — 150 руб.». Их уже не разделял высокий забор, большое животное было просто привязано к пластиковому стулу, на котором сидела безмятежная тетка-фотограф.

И тут верблюд увидел Черданиху. Она тоже его увидела и резко начала разворачиваться метров за сто до него, что в принципе было бессмысленно: он заметил кормилицу и радостно рванул навстречу, волоча за собой и стул, и матерящуюся тетку-фотографа. Немногим известно, что «корабли пустыни» бегают быстрее лошадей, ведь у них длиннее ноги.

Столкновения с верблюдом она чудом избежала, но с перепугу запуталась в своих коньконожках, споткнулась и, пролетев немного над асфальтом, столкнулась с землей и снова ушла на больничный.

Мне, кстати, худеть было не легче, я тоже купил ролики и... положил их в шкаф, где они до сих пор и лежат (если кому надо, продам, «Саломон», размер 42, новые, муха не еблась). Голодание, как оказалось, тоже не являлось выходом, пусть у меня хватало воли не есть и не пить дома, но как же, скажите, тусовки с банкетами и фуршетами? А как же халтуры, на которых обязательно поднимаешь бокал, чтобы выпить за юбиляра, а как же гости юбиляра, считающие своей священной обязанностью чокнуться со всеми приглашенными артистами?! Я выкручивался, как мог, сочинял что-то, даже вспомнил свою стародавнюю фишку: когда в день у меня было две работы, то пить на первой всегда не стоило. И тогда я рассказывал, что подхватил нехорошую болезнь и сейчас лечусь, пью антибиотики.

— Да ты что? — сочувственно охало мужское окружение.

— Да! Двадцать один день терпеть!

— Ну, ты герой! А кто она?

— Я даже не знаю, их так много в тот вечер было, что теперь не разберешь.

Никто из присутствующих и думать не смеет, что подобным образом себя можно оговорить, и потому верит. А правда ведь не лучше, если заключается она в том, что мне дороже деньги, которые заработаю этим же вечером на следующей халтуре, чем выпить в компании малознакомых братающихся граждан. Это у них праздник, а я-то на работе.

...Правда, я давно не рассказываю историю про заразу и, конечно, если бы не пари... потому на одной замечательной пьянке, когда стали наседать: «Давай выпьем!» — на автомате стал рассказывать, что не могу, «антибиотики», «так и сяк», «покутили с проститутками» и т. д. и т. п. И где-то на середине замечательной истории почувствовал, что земля уходит из-под ног, а по коже начинают бегать мурашки, потому что увидел, как к нашей компании приближаются жены друзей хозяина. Они знакомы с моей супругой и точно теперь будут шептаться за ее спиной.