Лифт

Annotation

Как часто вы хотели изменить свою жизнь? А если не всю жизнь, а только один день, который однажды стал решающим? Четыре героя. Три истории. И всего лишь один шанс на всех.

Кузнецова Ярославия Анатольевна

Кузнецова Ярославия Анатольевна

Лифт

Пролог.

Лев Карлович проводил привычный утренний ритуал. Проснувшись от звонка будильника ровно в половину шестого, он медленно поднялся с кровати и подошел к окну. Широким взмахом руки распахнув тяжелые портьеры, он зажмурился от яркого солнечного света и с небольшим кряхтением, свойственным

старикам, потянулся. Из приоткрытой форточки его с головы до ног обдало теплым ароматом весны, тем самым, почувствовать который можно только в апреле, когда заморозки начинают отступать уже и по ночам. Оглядев двор, где несколько рабочих в оранжевых спецодеждах собирали мусор, повылезавший из - под снега, во вместительные пластиковые мешки, он одним движением взял аккуратно сложенную на спинке стула одежду и присел обратно на край кровати, сдвинув в сторону теплое пуховое одеяло. Поочередно засунув ноги в штанины тренировочных шорт и надев свободную футболку, он прошел в зал, чтобы сделать несколько гимнастических упражнений на спортивном коврике и как следует размяться на беговой дорожке. Солнечные лучи, проникавшие в комнату сквозь прозрачные занавески вкупе с йогой действовали на его старческие перепады настроения крайне благоприятно. Он снова начинал чувствовать себя молодым и полным сил. После зарядки он по обыкновению проходил в ванную комнату, чтобы принять душ и привести в порядок свою пышную белоснежную бороду. В таком виде он был похож на американского Санту. На подтянутого, статного, моложавого Санту. И чтобы поддерживать свой аккуратный имидж, ему приходилось уделять своей роскошной бороде приличное количество собственного времени ежедневно. Причесавшись и слегка сбрызнувшись духами, он обычно выходил к завтраку, который уже ждал его на столе. Горячая овсянка на воде с горстью фруктов и натуральный йогурт. Лев Карлович предпочитал сбалансированное питание, которое влияло бы на его организм максимально благоприятно. Именно поэтому к режиму питания и распорядку дня он был особенно придирчив. Таисия Васильевна привыкла к "чудачествам" мужа еще сорок лет тому назад, поэтому никогда не опаздывала с приготовлениями для педантичного Льва Карловича. Во всеоружии она была уже буквально через неделю после свадьбы, когда он расписал ей по пунктам каждую минуту своего будничного ритуала. И на отдельном листке - выходного дня. Аккуратно намекнув, что именно по таким правилам должна существовать его семья, он услышал недопонимание в голосе молодой жены, которое тут же было резко отрублено:

– Таечка, у кого - то мужья пьют, у кого - то гуляют, а я всего лишь прошу тебя помочь мне соблюдать режим. Я ни в коем случае не заставляю тебя жить моей жизнью. Но если я привык завтракать полезной овсянкой без молока и сахара, то будь добра не готовить мне вредную яичницу с сыром и помидорами.

Таисия Васильевна подумала с полминуты и покорно кивнула. Муж был прав. У любого человека есть недостатки. И пусть лучше он любит склизкую кашу на завтрак, чем ежевечерние сорок градусов, как спившийся Петюня из двенадцатой квартиры.

Лев Карлович обладал еще одной сложной чертой характера: он бесконечно ценил и уважал собственное время. Будучи достаточно щепетильным и пунктуальным человеком, он каждые десять минут поглядывал на часы, дабы сверить время и расстановку планов на будущее. Для таких целей жена подарила ему часы с золотой крышкой и гравировкой на корпусе "Дорогому Левушке от Таисии в день годовщины свадьбы". Но, снова не угадала. Лев Карлович не оценил подарок по заслугам и отправил его пылиться на полку, как неоправданно дорогую и хрупкую вещь. Туда, где уже под стеклом хранились первое издание "Мастера и Маргариты", изумрудные сережки его прабабки и карманное зеркало в золотой оправе, треснувшее ровно в центре. Сам же он продолжал носить часы, доставшиеся ему от отца - фронтовика. Вопреки расхожему мнению, они не были для него памятью или реликвией. Это были просто надежные и крепкие часы с крупным циферблатом. В любых мелочах Лев Карлович ценил в первую очередь не внешний лоск, а внутренние характеристики. А еще, он был математиком. Возможно, одним из лучших в своем деле. И это было неудивительно для тех, кто знал его характер. Его путь отнюдь не был коротким и простым. В далекой юности у него появилась мечта. И он был рад, что добрался до того момента, когда она, наконец, сбылась. Сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что был благодарен каждому удару и повороту судьбы, за которые раньше ненавидел себя. Но до стадии смирения он двигался с черепашьей скоростью по скользкой дорожке из смеси собственных пота с кровью. Начиная с простого учителя младших классов в 24 года, к своим 63 он добрался до заведующего кафедрой высшей математики одного из самых престижных вузов Санкт-Петербурга. Он был строгим и требовательным к своим доцентам, заместителям и аспирантам. Но более всего требователен он был к себе.

За все шестьдесят с небольшим лет жизни, он испытал

всего лишь одно разочарование. Но оно принесло ему столько мучений, что спать спокойно по ночам он перестал в одиннадцать лет. Более полувека назад произошло событие, которое до сих пор мучило его каждый день. Пятьдесят два года он посвятил самокопанию и изучению ситуации с различных сторон. Болезненные и изнурительные угрызения совести заставили его волосы приобрести благородный седой оттенок на добрый десяток лет раньше сверстников. Он жил и страдал. Жил и корил себя. Жил с невыносимым бременем вины. Ровно пятьдесят два года.

– Таисия Васильевна, налей-ка мне кофейку, пока я буду одеваться, - попросил он, чтобы немного отвлечься.

Жену он любил по - настоящему. Спустя столько лет он мог с гордостью сказать, что она всю жизнь оставалась для него самой родной и желанной женщиной на свете. Полная противоположность своему мужу, она была улыбчивой и добродушной простушкой. Любимица своих студентов, она с легкостью могла предложить поставить по ее предмету зачет тому, кто первым сможет бросить зачетку на её стол так, чтобы она открылась в нужном месте. Или же поставить пятерки тем, кто не пропустил ни единой её лекции. Таковых бывало больше половины, потому что преподавала она с юмором и собственными дополнениями об элементах культуры каждой страны, где она сама побывала. В её распоряжении была кафедра этики и эстетики. Самая ненужная кафедра, по мнению Льва Карловича, в техническом ВУЗе. Многолетний спор по поводу важности каждого предмета тянулся в этой семье уже многие годы, с различной скоростью перетекая из одного русла в другое, не оставляя, тем не менее, ни победителей, ни побежденных.

Она не была затворницей, в отличие от своего нелюдимого мужа. Она много общалась, компенсируя людьми вокруг отсутствие детей. У неё было предостаточно подруг, чьи дети и внуки заменили ей родных так и не родившихся сыновей, о которых она всегда мечтала. Во всяком случае, так ей казалось. Она много времени проводила с ними и с радостью соглашалась посидеть с малышами, когда родителям необходимо было отлучиться. Лев Карлович же сторонился массового скопления народа, сторонился каждого, кто пытался расспросить его о чем - то помимо работы, он сторонился даже продавцов - консультантов в торговых центрах, полагаясь только на собственные мнение и опыт. Свободное время он предпочитал проводить дома в тишине, рядом со своей женой. Будучи еще просто Таечкой, она пыталась вытащить Лёву в компанию на речку, на шашлыки или в баню. Но, если предложения о бане вежливо откланялись, то на просьбу выбраться на речку всегда следовал резкий отказ с нотками грубости и запрет ей самой выбираться туда. Просьбы, слезы и уговоры не помогали. Полагаясь на собственную женскую интуицию, она списала всё на астрологию. Лев по гороскопу, соответственно, знак огня, она решила, что муж просто категорически плохо относится к воде и перестала предлагать посещать места, где фигурировала вода.

Они были достаточно близки, чтобы прожить сорок лет вместе. Но недостаточно близки, чтобы Таисия Васильевна осмелилась залезть к мужу в самый эпицентр души, где он за семью печатями хранил своё далекое прошлое.

– Лев Карлович, душечка, выпей чаю. От кофе у тебя может подскочить давление, и студенты очень обрадуются отмене необходимости посещать твои лекции.

Но он уже сидел в строгом черном костюме на пуфике в прихожей и обувался в идеально начищенные лаковые туфли. Как мужу, ему льстила забота жены, но, как мужчине, было неприятно, что эта чудесная женщина снова ему перечит. Поэтому, оставшись без кофе, он взял в руки кожаный портфель с практическими занятиями ребят, проверенными накануне вечером, и нежно поцеловав в лоб Таисию Васильевну, вышел из квартиры.

Она, как обычно, подождала, когда он скроется в лифте и помахала ему рукой на прощание. Во второй она держала любимую кружку мужа, до краев наполненную ароматным зеленым чаем с нотками мелиссы. Ей было немного обидно оттого, что он даже не притронулся к её напитку, который она заваривала специально для него. Створки закрылись. Лифт с недовольным кряхтением плавно пополз вниз. Таисия Васильевна оправила передник и закрыла дверь на защелку.

Начался еще один самый обычный день, как две капли воды похожий на все дни предыдущих сорока лет.

* * *

– Ибрис, ну сколько уже можно?
– ругала миниатюрная блондинка своего серого британца с прекрасными зелеными глазами, пока бежала до туалета за половой тряпкой.

Эта умильная мордаха неторопливо ковыляла вслед за хозяйкой, которая вытирала очередную лужу, наделанную мимо лотка. По коридору протянулась вереница следов от мокрых кошачьих лапок.

– Лаки, хоть бы ты наподдал этому гаденышу, который так нахально свинячит мимо!
– обратилась она к малышу хаски, который удивленно выглядывал из-за погрызенного им косяка, сложив бровки домиком. Удивительно, насколько у этой породы велик спектр эмоций, отражающихся на мохнатой собачьей морде.