Лихая година
Шрифт:
Земский опять промычал:
— Запомним.
Становой оглянулся на урядника и скомандовал:
— Взять его! Проучить в первую голову.
Но земский толкнул его в плечо.
— Подождите, становой, не волнуйтесь.
Олёха не спрятался в толпу, а стал боком к начальству и насупился ещё угрюмее. Вероятно, он чувствовал себя в безопасности, сдавленный телами мужиков. Становой таращил на него жёлтые белки и корчил свирепо угрожающие рожи. В присутствии князя Васильчикова он обуздывал себя.
Тихон подошёл легко, с весёлой и вызывающей усмешкой, словно не его
Тихон, взъерошенный, с синим кровоподтёком под глазом, с улыбкой кивал головой мужикам и, не обращая внимания на начальство, подмигивал кому-то в толпе.
Кузярь вскочил на колени, подполз к самому краю крыши и крикнул срывающимся голосом:
— Не робей, дядя Тихон!
Эта его смелость заразила меня: я подскочил к нему и тоже крикнул:
— Оттолкни урядников-то, дядя Тиша!
Миколька яростно шикнул и дёрнул нас за ноги.
— Ложитесь, окаянные, и не высовывайтесь! Пропадешь с вами, чертями, по–дурацки!
Кузярь погрозил ему кулаком и ехидно ощерил зубы. Он подмигнул и ткнул меня локтем.
— Видал, чго у меня есть?
Он вынул из кармана порток несколько голышей, пёстреньких, похожих на голубиные яички, и высыпал их перед собою.
Рука Микольки накрыла камешки и швырнула их назад по наклону крыши. Я впервые увидел его разъярённым, как взрослого мужика: вот–вот он схватит нас с Кузярём за шиворот и сбросит с крыши.
— У меня, чур, не озоровать! Я не хочу из-за вас ложиться под розги. Ишь, чего выдумали, недоноски!
Но этот негодующий взрыв Микольки заставил Кузяря только отлягнуться.
Мы подползли к самому краю крыши и смело высунули головы: как-то бессознательно мы чуяли, что на нас, парнишек, никто из начальства не обратит внимания и мы можем невозбранно быть свидетелями и участниками тех событий, которые совершаются перед нами.
Тихон стоял перед земским начальником просто, небоязно и глядел на него пристально недобрыми глазами. Должно быть, урядники пытались избить его, потому что левый глаз распух у него да и рубашка была изодрана. Но сладить с ним, вероятно, не удалось: Тихон славился в деревне как один из сильных кулачных бойцов. Становой таращил на него бешеные глаза и бил себя по голенищам нагайкой: так и видно было, что ему не терпелось обжечь его своей кургузкой, но он стеснялся князя Васильчикова. Уж на что Тихон был высок ростом и широк костью, но перед Васильчиковым он стоял маленький, как парнишка. Сверху мне показалось, что густая толпа дрожала и по ней пробегала судорога, но все головы тянулись к Тихону и сбивались в сплошную засыпь волос и картузов.
Земский как будто не заметил, как пригнали Тихона с Филаретом, и, грузно переступая с ноги на ногу, оглядел всю толпу. Мясистый, темнобагровый нос, серые усы вразлёт и борода двумя клочьями торчали из-под широкого, низко надвинутого козырька устрашающе властно и грозно.
— Вот мы приехали в вашу деревню, которая ютится где-то в буераках и которую ничего не стоит растоптать моим сапогом, — он рыхло топнул ногой, — потому при ехали, что вы посмели всей оравой произвести грабеж.
Какой-то надрывистый голос, спрятанный в гуще толпы, крикнул:
— Такой, да не такой… Мироед! Барышник! Шкуродёр!..
Но земский только дёрнул своим странным картузом и продолжал:
— Неурожай и голод вовсе не дают вам права распоряжаться чужими запасами, чужим добром. Вот эти негодяи уже пойманы…
Он тяжело поднял руку в широком рукаве и ткнул толстым кулаком в лицо Тихона.
Тот отпрянул от него и дико вытаращил глаза.
— Вы рукам воли не давайте, ваше сиятельство… — прохрипел он злобно. — Надо дело разобрать, а не обращаться с нами, как с арестантами.
Но его внезапно оглушил кулак станового.
— Душу выну!..
Рассвирепевший Тихон схватил его руку и отшвырнул от себя с такой силой, что становой отскочил назад.
— Вы меня, ваше благородие, не шевелите! — задыхаясь, но стараясь владеть собою, глухо пробасил Тихон. В него вцепились оба урядника, пытаясь заломить его руки за спину, но Тихон рванулся и оттолкнул их в разные стороны.
Несколько голосов из толпы крикнуло:
— Бьют Тихона-то… Ребята!
— Это чего же, братцы? Не давай своих в обиду!
— Вы, господа начальство, мужика не троньте, а то полетят куда куски, куда милостынки…
Земский вдруг по–барски добродушно, словно забавляясь смелостью Тихона, спросил:
— Ишь, какой строптивый! Сразу видно, что бунтарь. Как же ты решился вести себя так дерзко, неуважительно с нами… оказывать сопротивление властям, поставленным его императорским величеством? Тем самым ты сеешь вражду к государю и среди своих односельчан.
Кузярь корчился около меня, сжимал кулачишки и яростно всхлипывал:
— И чего пыхтят, чего, как бараны, сбились в кучу? Грохнули бы на них всей гущей и раскидали бы, как собак.
Толпа туго молчала. Я видел, как Исай нетерпеливо порывался вперёд, вытягивал шею, срывал картузишко и опять бросал на вихрастую голову, но Гордей сердито хватал его за плечо и осаживал назад. Исай оглядывался на него с яростным протестом, а Гордей смотрел в сторону, словно не он усмирял Исая. Филарет одурело таращил глаза и встряхивал лохматой головой. Исаю, должно быть, невмоготу было вынужденное молчание и неподвижность — он выбросил руку вверх и крикнул хриплым фальцетом:
— Вы, начальство, горазды морды мужикам бить и шкуру драть. А в бедствии, когда народ дохнет и от голода и от холеры, а на душевых клочках всё погорело, — какое способие да подмогу власть крестьянству оказала? А ведь способие-то одно дворянство только получило. Это от народа не скроешь. Народ-то для вас хуже скотины.
— Молчать! —рявкнул становой. — Выходи сюда, говорок! Урядники!
Но урядники, хотя и зорко смотрели в толпу и готовы были схватить любого мужика, пробраться в гущу не могли. И мне было приятно, что вся эта масса мужиков была неуязвима: стоило урядникам вцепиться в первых же мужиков впереди — и вся толпа заворошится и втянет схваченных людей.