Лихая година
Шрифт:
— Чего рычите? Чего без толку бородами трясёте? Об ищеях-то вы подумали? Кто вас сторожить-то будет, коли не мы?
Подходил Тихон и дружелюбно наставлял нас:
— Хорошо, правильно, ребятишки! Глаза у вас вострые, а душонки — верные. Сядьте-ка вон там на бугорке и караульте нас. Ежели почуете какого-нибудь беспутного, сейчас же свистните.
Мы усаживались на увальчике неподалёку от них, чтобы слышно было, о чём они говорят, и зорко всматривались в ночную темноту. С высокого обрыва спускался студент Антон Макарыч, без картуза, в деревенской рубахе. Мы прислушивались к глухим, невнятным голосам и подсказывали друг другу то, что недослышал кто-нибудь
Наши мужики волновались:
— А где у нас заводы? Где такие рабочие? К нам, Антон Макарыч, никто на помочь не придет.
Антон Макарыч успокаивал их и обнадёживал:
— Давайте подумаем сообща. Не горячитесь. Мы с молодым Измайловым потолкуем: он очень близко к сердцу принимает все ваши беды. Потом я схожу в Ключи, к Ермолаевым, и с братом Михаила Сергеича — с горбатеньким, с мировым судьёй, — пообсудим, как быть. Аты, Тихон Кузьмич, прихвати кого-нибудь из друзей и сходи к рабочим в их экономии — там есть хорошие ребята — и войди в союз с тамошними мужиками. По всему видно, хлеб придётся отбирать от помещиков, только надо делать всё умно, без разбоя…
Так мы сторожили эти ночные сходбища несколько раз. Но однажды мы заметили на другом берегу маленькую тень, которая как будто шла, крадучись, под обрывом. Кузярь свистнул и вскочил на ноги.
— Не Шустёнок ли это? Пронюхали, сволочи. Бежим, Федяха, встретим его и выкупаем в речке.
Мы прыжками перескочили на ту сторону и столкнулись с Петькой–кузнецом. Он, должно быть, решил встретить нас как боец: руки держал на отлёте и крепко сжимал кулаки. Даже в темноте я видел, как он грозно сдвигал брови.
— Ты чего тут скачешь, кузнечик? — насел на него Кузярь. — Чего тебе тут надо? Аль дома не сидится?
Петька сердито отбил его наскок:
— А вам чего не спится? На лягушек, что ли, охотитесь? Я хоть за тятькой иду — в кузницу надо, шины на колёса натягивать у проезжего. А вы баклуши бьёте.
Но Кузярь не отступал от него:
— Это куда же за тятькой-то? Аль он тут у тебя в омуте язей ловит?
— Ну, ты, Ванёк, дурачком не прикидывайся. Я знаю, где его найти: он мне сам
Я оттолкнул Кузяря и успокоил его:
— Петька — наш. Он никого не выдаст. Из него и клещами слова не вытащишь. Аль ты его не знаешь, Ванёк?
— А чего он без пути ползает? Из-за него мы людей разогнали. Больше чтобы этого не было! Дяде Потапу надо нагоняй дать, чтобы держал язык за зубами.
На Петьку негодование Кузяря совсем не подействовало: он как будто пропустил мимо ушей слова Кузяря и озабоченно смотрел мимо нас в ту сторону, где до этого сидели мужики. Вероятно, он считал нас бездельниками, которые по ночам выдумывают себе бестолковую игру: не считаясь с нами, он шагнул вперёд, приложил ладони ко рту и крикнул сердито:
— Тятяшка!
Но Кузярь рванулся к нему и зажал ему рот своей рукой.
— Молчи, чёрт! Тебе, дураку, словами не вдолбишь. Ты только кулак почуешь.
— Не замай меня! —с угрюмой угрозой огрызнулся Петька. — Я тоже умею на кулак кулаком отвечать.
Я втиснулся между ними и оттолкнул их в разные стороны.
— Ты, Петя, не перечь, — примирительно разъяснил я ему. — Мы — караульщики: следим, чтоб никто близко не подошёл к сходбищу. Елёха–воха, да Шустёнок, да мироеды только и разнюхивают, где мужики собираются.
— Да я сам тятяшку уговаривал, чтоб не связывался со смутьянами: у нас делов невпроворот.
— Это какие такие смутьяны? — враждебно оборвал его Кузярь. — Дурак ты, дурак и есть.
Но Петька рассудительно закончил:
— Днём-то он один в кузнице работает — не справляется. Я только вечерами ему сподручничаю. Сторонних-то сколько по тракту проезжает!
На нас вдруг нагрянула чёрная большая тень и ласково окликнула:
— Это ты, Петяшка? Аль тебя накрыли ребятишки-то?
Кузярь недовольно отозвался:
— Вот видишь, дядя Потап, как несходно вышло? Разогнали людей-то… А кто виноват?
— Ну, чего же сделаешь? — повинился Потап. — Вперёд умнее будем. Да вы не унывайте: Петяшка у меня — могила.
Потап склонился ко мне и прошептал:
— Народ-то в другое место пошёл, а вы домой шагайте. Не ищите и не пугайте людей.
Кузярь, обозлённый, пошёл через речку к себе домой, а я вместе с Потапом и Петькой — своей дорогой. Издали мне мерцал навстречу жёлтый огонёк в оконцах нашей избушки.
XIII
Тихон с Олёхой и Исаем пошли в соседнее село Ключи: оно было рядом — в двух верстах. К кому и зачем они ходили — неизвестно, но в селе быстро разнёсся слух, что ключовские мужики заставили барина Ермолаева раскрыть свои закрома и на барских же лошадях вывезли хлеб в село для раздачи голодающим. В один и тот же день по уговору с Ключами заставили отпереть амбары своих помещиков и мужики в трёх соседних деревнях. Но в волостном селе помещик из охотничьего ружья всадил дробь в нескольких человек. Мужики набросились на него, отняли ружьё, а самого его связали.
Утром Тихон с Исаем, Гордеем и Олёхой повели с собою толпу мужиков к барину Измайлову. Говорили, что Измайлов тоже размахивал ружьём, но сын — студент Дмитрий — прибежал в эти минуты из дому и выхватил у отца ружьё, приказал приказчику распахнуть закрома и погрузить мешки на барские подводы. Рассвирепевший отец ударил его в грудь, но сын вцепился в его руку и простонал:
— Как вам не стыдно, папаша!
И у него изо рта хлынула кровь. Отец рявкнул, потрясённый, подхватил его на руки и стал звать доктора. Но студента Антона не было дома: он ходил по больным. Измайлов заорал на приказчика, затопал ногами: