Лихие лета Ойкумены
Шрифт:
Когда сблизился с ними, измерил всех пристальным взглядом и потом спросил:
— Кто будете и чего хотите?
— Люди епарха Сифа в Сингидуне, достойный. Прибыли, посланные им, спросить, зачем каган переправился на ромейский берег, куда ведет турмы свои?
— На Сингидун.
Нарочитый Сифа старался быть спокойным и уравновешенным, но голос выдал его.
— С каким намерением?
— Завладеть им и сесть в нем как властелин.
Центуриону явно не верилось, правду говорит или шутит с ним предводитель аваров.
— Насколько нам известно, — заговорил, преодолевая смущение и смятение, — каган в сердечной дружбе с Византией, ибо находится на службе у нее. Почему же он нарушает желанный для обеих сторон покой? Как понимать это и можно ли верить?
— Верь, центурион. Сифу скажи, пусть проявит рассудительность и передаст нам крепость без сопротивления. Веду на нее тридцать турм. Если посмеет запереть передо мной ворота, а тем более разозлит меня напрасными потерями, повелю привязать за ноги и разметать конями по полю. Всех остальных, которые выйдут против меня с мечом, ждет не лучшее.
Сингидун не растворил перед аварами ворот, однако и держался недолго. Не в тот, то в другой день был взят на меч и копье. Довольный этим, каган отдал город на три дня воинам. И пил со всеми, и от пьяных оргий и от дев ромейских не отказывался, как все, разве что по укрытиям сингидунским не шнырял, как другие, добром ромейским не забивал себе голову, зная, о нем другие позаботятся. А когда проспался после хмеля и вспомнил Сифа, воинов его, не до мести было. Прискакали гонцы от Апсиха и сказали: предводитель их велел сообщить, что крепости Августа и Виминакия, города и селения, прилегающие к ним, отныне аварские.
— Хакан-бег спрашивает тебя, повелитель, ты позволяешь идти дальше, на города и селения Дакии?
— Не только разрешаю — повелеваю: пусть пройдет с огнем и мечом по всей Дакии, Нижней Мезии, Скифии. А еще скажите, я пойду рядом — землями Верхней Мезии, Македонии, Фракии. Сойдемся где-то на берегах моря Эвксинского, и когда Небо поспособствует нам, а полон окажется не слишком обременительным, пойдем и на Длинные стены.
На радостях не стал наказывать Сифа и его воинов обещанной казнью. Более того проявил даже к епарху милость свою: позвал и спросил, достойно ли с ним вели победители?
— Останешься здесь же, в Сингидуне, — приказал погодя, — в своем доме и со своей семьей. А в знак благодарности за мою доброту поможешь нашему предводителю в крепости освоиться со стенами и всеми другими оборонительными сооружениями. О твоем возвращении в Константинополь побеседуем после, как завершится наш разговор с императором на многолюдных битвах.
XXVIII
В Константинополь прибывали и прибывали гонцы. Сначала только из Верхней Мезии, Дакии, затем — из Нижней Мезии и Фракии. И все кричали о помощи: идет несметная сила, говорили, и совершает противные здравому смыслу дела; идут варвары, для которых нет ничего святого: грабят и насилуют народ, берут их живность, товар, разоряют, не оставляя камня на камне, города, которые смеют сопротивляться, святые церкви, которые не дают или слишком мало дают золота.
Посеянная ими тревога заставила заговорить о необходимости обороны северных земель сенат, а уже сенаторы вышли на императора и сказали императору:
— Достойный василевс. Другого спасения нет: надо поступиться своим перед персами, заключить с ними мирный договор и бросить когорты войска палатийского на аваров. Будто саранча идут северными землями нашими и оставляют их черными.
— Где именно идут?
— Опустошили Дакию, Верхнюю и Нижнюю Мезию, достали уже и до Фракии. Похоже, что шествуют на стольный город наш — Константинополь.
— Так во всей Иллирике и всей Фракии не найдется силы, которая могла бы закрыть им путь?
— Силы провинциального войска раздроблены, сидят по крепостям и защищают лишь крепости, аваров же идут тучи. Вся орда двинулась на нас, и не только сами авары, паннонские славяне тоже.
— О боже, этого только не хватало!
— Варвары завладели уже городами и крепостями Сингидун, Виминакия, Августа, Ратерия, Акис, Ванония, Доростол. Только палатийское войско и способно справиться с такой силой.
— Будто у нас мала она? — гневался император. — Будто во Фракии, Иллирике, по всей империи нельзя набрать когорты, способные остановить аваров? Где наши стратеги? Почему сидят и ждут не зная чего? Где послы наконец?
У тех, что стояли перед троном и были озабочены бедами империи, застыли от изумления и неловкости лица. Похоже, что не удержатся сейчас и спросят: «А на какие средства? Где взять такие нужные в этом деле солиды?»
Все-таки напомнил кто-то о них или император сам догадался, перевел дыхание и сказал, склоняясь к своим советникам.
— Не знаете, где взять на это солиды? А где всегда берем? Повысить подати, пошлины, потрясти куриалов, торговый и ремесленный люд. Не идут сами с мечом на супостата, тогда пусть платят солиды!
— На это требуется время.
— Кто говорит, что нет? Потребуется. Тогда прибегните пока к церкви, возьмите в храмах Божиих, потом вернем с лихвой.
Ему, видимо, не сиделось, такой, что вскинулся бы, оставил трон и хотя бы рьяной походкой развеял и подавил гнев свой, возмущение, которые так и вырывались из груди, звали к действию.
— Кто есть из стратегов, спрашиваю?
— Коментиол, Каст, Дроктон.
— Зовите их ко мне. Элпидия также.
Последний хорошо известен в империи как посол и муж думающий. Не раз бывал в чужих землях и умел склонять к переговорам, а там и до сердечного согласия правителей многих земель. Это ободрило сенаторов — василевс имеет какие-то многообещающие намерения, раз зовет Элпидия. Помоги ему, Боже, в делах и помыслах его. На это только и остается уповать. Да, так. Пошлет стратегов против аваров — хорошо будет, а пошлет послов к персам или к тем же аварам — еще лучше. Послы или положат конец такому длительному раздору с персами и вернут империи вон как нужные когорты, или затеют с аварами переговоры и задержат их на дальних подступах к Константинополю. А это не такая уж безделица будет.