Лиходеи с Мертвых болот
Шрифт:
Гришка понуро плелся следом. На душе у него было муторно. Ему было жалко путника. Хотя, может быть, тот и останется в живых — может, отпустят, обшарив все карманы, или скорее всего, если он действительно большой чин, оставят для выкупа.
На поляне, встряхнув пленного, как куль, разбойники представили его пред атамановы очи.
— Куда собрался, мил человек? — улыбнулся Роман, и улыбка эта не предвещала ничего хорошего.
— В Москву. Я служивый, куда скажут — туда еду, — держался пленник спокойно, и если и был в
— Сказывают, кошелек у тебя больно толст! — крикнул татарин.
— Прям как у тебя брюхо, — ответил пленник.
— Никак врешь, — засмеялся татарин и похлопал себя по впалому животу.
— Сами посмотрите.
— Посмотрим, мы не гордые.
В карманах в седельной сумке нашелся лишь маленький холщовый мешочек с несколькими монетами не особенно большого достоинства, и над ватагой, как ветер, прошел вздох разочарования.
— Опять пусто, — громко произнес Убивец, недобро глядя на Романа.
Как ни боялась братва атамана, но даже собака, у которой отнимают кость, способна укусить хозяина. Шайке уже начинало надоедать, что все последние дела заканчивались ничем, пшиком. Если хоть немного подогреть это недовольство, то вполне мог грянуть взрыв.
— А ну, тихо! — прикрикнул атаман. — Я за слова свои в ответе. Если обещал добычу, будет вам добыча. Свои деньги доплачу.
Роман обшарил еще раз седельную сумку и начал прощупывать ее, потом оторвал подкладку, вытащил сложенную вчетверо бумажку, развернул ее, быстро пробежал глазами и криво улыбнулся.
Пленник, видя, как письмо исчезло в чужом кармане, нахмурился и напрягся, будто желая порвать путы, но, конечно же, это было бесполезно. Минутный порыв прошел, он взял себя в руки и примирительно произнес:
— Ничего больше при мне нет. Отпустили бы вы меня, братцы.
— Пущай идет!
— До следующего раза деньгу копит, ха-ха!
Разбойники — народ безжалостный и лютый, но держался путник хорошо, сумел к месту разрядить напряжение шуткой, поэтому вызвал почти у всех симпатию.
— Нет, за Луку надоть его в котле сварить и кожу нарезать со спины сначала и сольцем посыпать, — покачал головой Убивец, и в его голосе чувствовалось едва сдерживаемое возбуждение.
— Пущай проваливает! — орали лиходеи.
Лапоть нравом был дурной, любил мошенничать, обжуливал даже своих, так что мстить за него никто не хотел.
— Пощадим!
— Отпустим! — донеслись голоса.
— Пусть так, — атаман вытащил саблю и острым клинком перерезал веревки.
— Спасибо, — сказал пленник, потирая покрасневшие кисти рук.
— Не за что. Перед Господом за меня доброе словечко замолвишь, — равнодушно улыбнулся атаман и без размаха всадил путнику клинок в живот…
Вечером Гришка сидел на бревне, обхватив голову руками, и уныло смотрел на зеленую трясину, простирающуюся аж до самого горизонта. На душе у него кошки скребли.
— Не по справедливости с тем служивым поступили, — сказал он. — Не по чести.
— Это уж, правда, не по чести, — согласился сидевший рядом Сила Беспалый.
— Братва же решила его с миром отпустить.
— Решила. И правильно решила. Среди людей слух бы прошел, что мы зря никого жизни не лишаем.
— Не по Христу это — кровь понапрасну лить.
Беспалый взял камень и кинул в черную болотную воду, от чего по ней пошли круги.
— Верно говоришь, Гришка — не по Христу это. Человека Господь создал, чтоб жить ему и свой крест тяжкий или радость свою по жизни нести. И самый тяжкий грех — супротив установления этого идти… Эх, моя душа уж потеряна. Очень уж сильно каяться надо, чтобы спасение обрести. Сколько мне времени понадобилось, чтобы понять все это! Но поздно. Твои же года — молодые, ты еще сможешь все изменить. Чувствую, сможешь…
Глава 11
ЛИТВА. ГОСПИТАЛЬЕР КОНВЕНТА
«… — Кто же не знает в наших местах хитрого госпитальера Штейнгаузенского конвента. Литвины прозвали его толстый пьянчужка Пауль, — так сказал сотник, выслушав мой рассказ об участии в недавних событиях некоего святоши необъятных размеров. — Мы сможем отыскать его в ближайшей от монастырского замка корчме. Он проводит там все свободное от церковных бдений время.
— Нам необходимо повидаться с ним как можно скорее. Надеюсь выведать у него что-нибудь о пропавшей библиотеке, — сказал я.
— Что ж, ради восстановления попранной справедливости и мы готовы содействовать тебе. Мы всегда рады указать крейцхерам их истинное место. К тому же у меня к ним свои счеты! Но близко к замку так просто не подойдешь. Туда допускают только истинных католиков. Хотя подожди, вот что я придумал. В наших седельных сумках имеется надлежащий наряд — рясы и подрясники, в которых странствуют капуцины. Они нам пригодятся.
Из нового поместья Бельских мы вышли тем же путем, что и пришли — через подземный ход. Лучники терпеливо ждали нас у замаскированного входа, держа лошадей нерасседланными.
— В путь! — коротко бросил сотник, и его воины без слов вскочили в седла.
Стены и башни Штейнгаузена, возведенные на равнине, представляли собой мрачное зрелище. Этот замок являлся форпостом воинственного Тевтонского ордена и одним из важных опорных пунктов в их захватнических устремлениях все дальше на юг и восток.
Подобные замки-монастыри торчали, как кость в горле у всех мирных жителей. Отсюда чинились разбой и насилие. Осеняя себя крестным знамением, братья-рыцари творили что хотели, считая всех литвинов — северными сарацинами, язычниками. А раз так, то все они должны были или войти в лоно истиной католической церкви, или быть истреблены без пощады. Только так и никак иначе. Третьего не дано.