Лиходолье
Шрифт:
Дудочник нашел меня, все еще стоящую у гадалкиного шатра, взглядом, и ореол его души вспыхнул ярким фиолетовым пламенем, чернеющим по краям.
Я побежала не раздумывая.
Наперерез толпе, забыв, что на глазах у меня повязка. В маленький, узкий переулочек, отходящий от площади, как тонехонький ручеек от огромного озера. Еще с того дня, как разорили мое родное гнездо, я запомнила, что с таким ореолом люди идут убивать. Не охотиться на добычу, не нести праведное возмездие – просто уничтожать врага, стирая его с лица земли раз и навсегда. И разговаривать в таких
Драться у всех на виду я была не готова, поэтому и неслась во весь дух по грязному переулку, перепрыгивая через брошенные кем-то поломанные корзины с остатками гниющих овощей, успев услышать у себя за спиной короткое проклятье.
Поворот, еще один. Пересечь пустынную затененную улочку, ныряя в очередной переулок, более чистый и широкий. В боку начало нещадно колоть, в глазах слегка потемнело, и я остановилась, придерживаясь рукой за холодную шершавую каменную стену и силясь отдышаться. Оглянулась через плечо – пусто. Сердце колотилось где-то в горле, ледяным камнем давило на грудь почти позабытое ощущение загнанного в ловушку зверя.
Дура! Расслабилась под надежным крылышком харлекина, успела позабыть, что это такое – быть преследуемой Орденом Змееловов! Размечталась о спокойной жизни, думала, что раз в Лиходолье каждый второй – не совсем человек, то тебя тут не тронут. Решила, что золотая шасса с бесценной шкурой перестанет быть нужна охотникам за нелюдью. Как же! Вот тебе напоминание – как бы далеко ни убежала, змееловы все равно дотянутся. Длинны руки у Ордена, раз даже через Валушу умудряются достать. А может, Орден здесь и ни при чем? Может, Викториан хочет заполучить «змеиное золото» для себя лично, не делясь ни с кем?
Я глубоко вздохнула и медленно пошла вдоль стены, поминутно оглядываясь и пытаясь сообразить, куда меня занесло в этом лабиринте. Странное дело, но в природных пещерах я всегда ориентировалась легко и непринужденно, а вот в хитросплетениях загрядских переулков, выстроенных человеческими руками, начинала плутать, пока меня не разыскивал Искра или Михей-конокрад и не приводил домой, в ромалийское зимовье.
Очередной поворот за угол длинного дома, занявшего собой почти весь переулок.
Видимо, я слишком привыкла оглядываться через плечо, потому что заметила узкое лезвие, со свистом вспоровшее воздух, слишком поздно. Только и успела, что дернуть посохом, подставляя изрезанное письменами оголовье под удар.
Хруст, треск – будто бы сломалась кость – и клинок нападавшего увязает в мореном дереве, погрузившись в него на всю ширину лезвия. Что-то резко, наотмашь бьет меня по колену, нога мгновенно подламывается, и я падаю на грязную мостовую, выпуская из рук посох лирхи Ровины.
Больно, очень. Правое колено будто превратилось в пылающий шар, выстреливающий вверх и вниз колючие сгустки невыносимого жара.
Фиолетовый ореол вокруг змеелова становится ярче, черные сполохи по краю сгущаются, как грозовые тучи. Я даже не осознала – почувствовала, что следующий удар станет для меня последним, и едва успела откатиться в сторону, сопровождаемая гулким звоном ударившего в камень мостовой острия.
Под лопатку больно вдавился вывороченный булыжник, поясницу холодила дождевая вода, скопившаяся в небольшой луже. Викториан качнулся ко мне, стремительно проворачивая узкий недлинный меч в ладони, лезвие с тихим шорохом взлетело вверх, но опуститься так и не успело.
Откуда-то из подворотни вылетел сияющий всеми оттенками алого с проблесками золота метеор и буквально снес собой дудочника, с силой впечатывая того в стену. Со звоном ударился о булыжники мостовой выпавший из ослабевшей руки меч, когда харлекин вздернул змеелова вверх за горло, занося над Виком железный кулак, способный одним ударом разбить голову каменной статуе.
– Искра, стой!!
Металлическая ладонь замерла и медленно, неохотно разжалась. Я кое-как села, тихонько подвывая от вновь вспыхнувшей боли в разбитом колене, и подняла взгляд на дудочника, который таращился на меня поверх Искрова плеча.
Глубоко вздохнула, стягивая с лица повязку и наблюдая за тем, как фиолетовое пламя в ореоле души Викториана мгновенно опадает, сменяясь рыжеватыми переливами на фоне глубокой синевы.
– Поставь его на землю, пожалуйста, – попросила я харлекина, вслушиваясь в хрипы взятого за горло дудочника. – Он не нападет. И кажется, ему даже стало стыдно, но не уверена. Я не слишком хорошо понимаю значение того, что вижу.
Искра послушался, но полыхающая ярость у него так и не угасла – напротив, разгорелась еще сильнее. Железный оборотень едва сдерживался, чтобы не размазать змеелова по всему переулку тоненьким слоем, и в чем-то я была с ним солидарна – при одном взгляде на свое побагровевшее и распухшее вдвое колено мне становилось немного страшно.
– Мия? – Голос Викториана был тихим-тихим и почти несчастным, когда музыкант наконец-то поднялся на ноги, одной рукой держась за стену, а другой ощупывая затылок, которым, судя по всему, успел крепко приложиться.
– Знаю, что не слишком похоже, – развела руками я, наблюдая за тем, как Искра подходит ко мне ближе и осторожно, почти нежно кладет холодную железную ладонь на пострадавшее колено. Боль стрельнула аж до самой пятки, а потом все-таки неохотно начала стихать. – Но куда деваться.
– Ты что, не могла выбрать себе другой облик?!
На этот раз в голосе музыканта звучало неподдельное возмущение, граничащее с обидой. Мы с Искрой удивленно переглянулись, и я пожала плечами. Иногда люди – это нечто совершенно непостижимое. Даже в случаях, когда видишь их насквозь.
– Не поняла. Ты недоволен тем, что я позаимствовала тело, которое никому не жалко?
– И это ты называешь «никому не жалко»? – Викториан шагнул было ко мне, но одного взгляда железного оборотня хватило, чтобы дудочник благоразумно решил остаться на месте.
– Ты предпочел бы, чтобы Искра загрыз кого-нибудь из мирных горожан ради моего нового облика? – вопросом на вопрос ответила я и легонько толкнула харлекина в плечо. – Помоги встать, что ли, а то камни холодные…