Лихорадка
Шрифт:
— Мадам бредит, — говорю я.
Моргаю несколько раз подряд, пытаясь прийти в себя. Звезды над головой пульсируют неестественно ярко, а потом начинают гаснуть. Земля под ногами шатается.
— На этот раз — нет, — возражает Джаред. Он продолжает поддерживать меня, и его пальцы больно впиваются мне в тело. — Какой-то мужчина у ворот тебя ищет.
«Очнись!» — приказываю я себе. Но дрянь, которой меня накачали, все еще держит мозг в плену.
— Кто? — спрашиваю я.
Во рту возникает отвратительный металлический привкус.
— Какой-то
Я несколько раз мысленно повторяю эти слова, и только тогда у них появляется смысл. Кровь застывает в жилах. Этого не может быть! Как Распорядитель Вон сумел проследить за мной до этого места? Конечно, мой свекор играл роль безумного ученого, но его владения заканчивались у ограды особняка!
Прихожу в себя настолько, чтобы высвободиться из хватки Джареда. Желудок сводят спазмы, голова кружится. Вокруг жужжат и стрекочут насекомые. Сухая трава щекочет мне ноги.
— Где он? — спрашиваю я.
Я не знаю, где мы находимся, но слышу гул мусоросжигателя, а это означает, что мы довольно далеко от чертова колеса и палаток. Рядом шепот и шорохи. Либо у меня галлюцинации, либо кто-то прячется в кустах.
Джаред смотрит на меня, но я вижу только белки его глаз.
Издалека, с потушенными огнями, в лунном свете, парк аттракционов напоминает один из незаконченных рисунков Линдена. Только линии, потоки света и углы. Мне кажется, будто я споткнулась и упала в иллюзорный мир его альбома для эскизов.
— Мадам приказала мне прятать тебя, пока он не предложит должного вознаграждения.
Пусть она и сумасшедшая, но дело у нее всегда на первом месте.
Шепот вокруг меня становится громче. Трава вырастает выше головы, смыкается надо мной, обвивает руки, ноги и шею. Я моргаю — и это прекращается.
— Он лжет, — заявляю я. — Что бы он вам ни сказал, он лжет. Я не знакома ни с какими Распорядителями, и никто не может считать меня своей собственностью!
— Да неужели? — откликается Джаред. Он скрещивает руки на груди, и его тень увеличивается вдвое, а потом сдувается обратно до нормального размера. — Оказалось, что он очень много о тебе знает, Рейн.
Мое имя. Он знает мое имя. И тихие голоса вокруг теперь повторяют его приглушенным хором.
А потом мое имя выкрикивают откуда-то с дальнего конца площадки аттракционов. Мадам. Я резко поворачиваюсь на крик, но Джаред на него не реагирует. Слышу звук приближающихся шагов, но из темноты никто не возникает.
«У тебя галлюцинации», — говорю я себе.
Все дело в той дряни, которую мне вводили. И в дыме, который продолжает разносить холодный ветер.
Джаред поднимает громадную сеть, чтобы меня поймать. Но как только он набрасывает ее мне на плечи, я понимаю, что это его куртка.
Мягкий голос спрашивает:
— Это твое настоящее имя? Рейн?
Сирень поднимается из высокой травы. Неужели она все это время пряталась на перешептывающемся поле?
Я ничего не отвечаю.
Сирень
— Неужели замужем было так плохо? Хуже, чем здесь?
Это хороший вопрос. Мой разум настолько затуманен, что я способна отвечать только правду.
— Нет, — говорю я, — не хуже.
У меня была удобная кровать. Муж, который меня обожал. Сестры по мужу, которые скрашивали мое одиночество или — чаще всего — просто делили его со мной. Может быть, мне следует капитулировать? В последний раз пройти между разломанных аттракционов, сдаться Вону и протрезветь во время долгой дороги домой.
Домой. Шепот в траве повторяет это слово. Дом.
Дом — это не особняк. За уютом комнат, которые я занимала вместе с сестрами по мужу, прячется нечто гораздо более зловещее. Я вспоминаю безжизненную руку Роуз, свесившуюся из-под простыни, о том, как у меня на глазах умирала Дженна, погибшего ребенка Роуз и Линдена. Во всех этих муках и горестях можно винить только одного человека — того самого человека, которому как-то удалось отыскать меня здесь.
— Мне нельзя туда возвращаться, — восклицаю я и чувствую, что начинаю приходить в себя. — Вы не знаете этого человека так, как знаю его я. Если он меня не убьет, то сделает нечто гораздо худшее. Он уже творил худшее. — У меня срывается голос. — Где Габриель? Нам надо бежать!
Мне не хотелось называть его имя при посторонних, но какая теперь разница? Кругом сплошное безумие!
Сирень с Джаредом неуверенно переглядываются.
— Не смей, — говорит ей Джаред так тихо, что его почти не слышно.
— Кого вы защищаете? — взрываюсь я. — Мадам? С чего бы? — Я смотрю на Сирень. — Она же чудовище! Она убила твою дочь!
— Ш-ш! — шипит Сирень, хватая меня за локоть.
Она тащит меня куда-то, но Джаред кричит ей:
— От нее одни проблемы! Надо просто ее отдать и покончить с этим.
— Ты же знаешь, что я не могу, — отвечает Сирень и снова тянет меня за руку. — Идем.
Я не знаю, чей именно голос — Джареда или моего брата — гневно шепчет нам вслед: «Твоя беда в том, что ты слишком эмоциональна».
8
Кажется, что поросшему травой полю нет конца.
Я далеко не сразу понимаю, что мы не удаляемся от аттракционов мадам, а обходим их по дуге. Сирень ведет меня, держа за запястье. Трава шепчет какие-то тайны на забытых языках и хватает за пятки.
— Чем ты меня накачала? — спрашиваю я. Стараюсь говорить тихо, но мой голос разносится эхом и сотрясает землю. Похоже, Сирень этого не замечает. — Почему я такая?
Кажется, что мир вокруг нас — это громадный пузырь, который вот-вот лопнет, разбрасывая во все стороны зудящие над ухом слова, будто разрушенный улей — пчел. Я ступаю осторожно, чтобы не повредить пузырь, хоть и понимаю, что это опять галлюцинации.