Лик Архистратига
Шрифт:
Настоящий индус застыл в позе лотоса, не подавая голоса и никаких других признаков жизни, потому его не сразу заметили оказавшиеся здесь путешественники во времени.
Индус явно не относился к касте неприкасаемых, потому, как одет был в льняную длинную до колен рубаху, подпоясанную жёлтым поясом, а голова закутана таким же жёлтым тюрбаном. Тонкие льняные подштанники выглядывали из-под подола, но мужик был без обуви. Значит, из клана ракшасов или кшатрий.
— А что ты, здесь имеешь другое имя или тоже Окурок? — высокомерно спросил экстрасенс своего приятеля. — Я, например, с удовольствием останусь Ефремом, или сагибом Милетиным, даже домашнее Котёныш будет приличествовать, не откажусь. Но индийских имён я не знаю и не могу ничего посоветовать. Хотя можно спросить у нашего соседа, только вытащи его сначала из нирваны, а то ему пока что на всё наплевать.
Сам Ефрем не успел ещё утратить ни физического, ни духовного обличья, несмотря на воздействие методов теургии или высочайшего магического искусства соприкосновения человеческой души с инфернальными духами. Только кожаное кресло Гохрана под ним поменялось на походный раскладной стул с брезентовым сиденьем.
Тем временем сосед-индус сам вернулся из нирваны, поднялся на ноги и поклоном приветствовал сагиба и богатого индуса, каким выглядел Иван Кузьмич.
— Баядерки танцевать будут только после обряда бракосочетания в храме, сагиб, — промолвил индус после поклона. — Раджа Межнун приказал рассказывать вам всё, — и он ещё раз поклонился.
— Тогда скажи, что за свадьба? — решил узнать Котёныш.
Тут же он заметил, как по лицу индуса пробежала непроизвольная гримаса неприязни к малограмотному собеседнику и понял, что в этих местах к вопросам надо обходиться повнимательнее, мало ли чем это грозит? Ведь маска никакой страховки, даже медицинской, не обещала и таскает по всему миру мужчин для того, чтобы просто показать кто здесь хозяин. Тем не менее, индус ответил довольно-таки учтиво:
— Сегодня состоится бракосочетание Салипрана и Тиласи. [49]
49
Свадебная мистерия Салипрана и Тиласи выполняется ежегодно с давних времён. Это поклонение богине Кали, чтобы она не убивала человеческую любовь.
Надо сказать, что для экстрасенса и для его приятеля, хоть тот и вырядился индусом, имена эти были пустым звуком, однако никто не показывал виду, чтобы не вызвать у незваного гида новую волну презрения.
— Когда бракосочетание происходит на берегу священной реки, — продолжил настоящий индус, — то в процессии должны участвовать не меньше десяти слонов, двух тысяч верблюдов, четырёх тысяч лошадей и близживущее население. У нас всё будет немного поскромнее, но будет. А сейчас я должен показать вам прорицателя, живущего у нас и ждущего вас.
— Так-таки и нас? — засомневался Котёныш.
Но индус, не говоря ни слова, направился к низкому, выкрашенному в белый цвет зданию, стоящему неподалеку от храма. Иван Кузьмич и Ефрем переглянулись, но послушно последовали за индусом. Тот завёл их в какую-то каморку, потому что внутри это здание казалось ещё меньших размеров, и было похоже, скорее, на дезинфекционную лабораторию, потому что все стены помещения были пропитаны запахом хлорки.
В комнате стояло множество больших и не совсем шкафчиков, выкрашенных тоже в белый цвет, так что похожесть на больницу соблюдалась неукоснительно. Вдруг створка двери, ведущей в соседнюю комнату, отворилась, и навстречу пришедшим выбежал невысокий лысый мужчина азиатского происхождения. А ниточка тонких длинных усов и жиденькой бородёнки, позволяла думать, что он узбек, именно такой вид придавали себе многие мужчины этой народности.
Одет нацмен был в совершенно приличную тройку, вот только смущало то, что на шее у него красовался стальной ошейник, а большая звенящая цепь тянулась за ним из покинутой комнаты. Дойдя до средины помещения, мужчина остановился, потому как прикованная к ошейнику цепь натянулась и не давала подойти ближе к вновь прибывшим гостям.
— А! — радостно воскликнул мужчина. — Добрались, наконец-таки! Вас-то я и жду уже давно.
— Мы разве знакомы? — удивился Милетин. — Я, кажется, нигде вас раньше не встречал.
— Встречал — не встречал, — отмахнулся мужчина. — Меня в России каждая собака знает. Я — Николай Джумагалиев, слыхали?
Ефрем напряг память, но что-то никак не мог вспомнить, где он слышал эту фамилию. Мельком взглянув на Ивана Кузьмича, Котёныш удивился происшедшей с товарищем переменой за несколько минут. Бывший офицер стоял навытяжку, как солдат становится «во фрунт» и таращился на цепного человека во все глаза.
— Слушай, Милетин, — сиплым голосом произнёс Окурок. — Ведь это же людоед! Тот самый!
Ефрем мигом вспомнил историю, всколыхнувшую весь Советский Союз незадолго перед кончиной этого государства. Но Ельцинские разборки и борьба голодных коммунистов с отожравшимися за царственное корыто всколыхнула тогда Россию волной посильнее, чем сбежавший из-под стражи настоящий людоед.
— Ага! Ты вспомнил! — обрадовался Джумагалиев и ткнул пальцем в сторону Ивана Кузьмича. — Я знал, что меня никогда не забудут настоящие ценители женщин!
— О чём это вы? — попытался вклиниться Милетин.
— Он о женщинах, — сдавлено пояснил отставной офицер. — Этот нерусь заманивал к себе женщин, издевался над ними, убивал, а потом делал из полученного мяса пельмени…
— Которые очень нравились другим девушкам, пришедшим ко мне в гости, — закончил Джумагалиев. — Не пробовали? Нет? А зря. Это мясо ни с какой другой едой несравнимо! Это такая энергетика и связь с прошлым, настоящим и будущим, что любой экстрасенс позавидует.
— Зачем ты нас привёл сюда? — злобно зашипел на индуса Милетин. — И как эта нелюдь у вас оказалась?
— Не извольте беспокоиться, сагиб, — индус отвесил очередной поклон. — Он у нас на цепи, но умеет предсказывать. Поэтому и держим. А без цепи нельзя, он сразу же девок пожирать начинает. Кстати, ваше прибытие он предсказал.
— Я, — кивнул людоед. — Только с вами ещё должна быть женщина. Именно с ней можно отслужить обедню святого Секария! [50]
— Обойдёшься, — буркнул Окурок.
По его щекам заиграли желваки, и офицер мог запросто разорвать на части неунывающего людоеда:
50
Обедня св. Секария — сатанинская мистерия. Совершается ночью, читается с конца, то есть задом наперёд.