Лик Архистратига
Шрифт:
— Вот это номер, — только и смог выговорить Иван Кузьмич. — Ведь царство Десяти Городов, где мы оказались, существовало много раньше. Причём же здесь император Константин? Причём ещё не родившийся на земле Христос?
Той порой из деревянного дворца вышел какой-то человек, одетый в длиннополый кафтан больше смахивающий на подрясник, потому что застёгнут он был с левой стороны, навроде косоворотки, и прихвачен в поясе широким кожаным ремнём. Подрясник на человеке своей праздничной белизной ничуть не уступал одеждам приехавших индусов. К прибывшим гостям вышел либо сам
Белый подрясник его так и сверкал золотой канителью, но такой тонкой работы, что издалека невозможно было что-либо разглядеть. А когда старец приблизился, посторонние спокойно могли полюбоваться на вышитые по подолу подрясника письмена или узоры какого-то чудного орнамента.
— Мир вам, — произнёс вышедший навстречу приехавшим и поднял правую руку вверх с открытой ладонью. Все пришедшие отвесили приличествующий в таких случаях поклон.
— Мир вам, — повторил старец. — Колькраты ни приидеши к нам, ан вельми гостеваты будете.
В ответ один из индусов в зелёной чалме и накинутой поверх белой тонкой рубахи безрукавного кафтана, тоже почти до пола, произнёс несколько слов на явно нерусском языке, но все поняли, что купец благодарен за приём и просит принять подорожный подарок.
Тут же его слуги принялись выставлять из принесённого с собой коврового кофра золотую посуду, два венца, усыпанных самоцветами, боевой топор дамасской стали и много, много всякой всячины, включая даже священные индусские светильники, заправленные амброзиевыми маслами.
Один из слуг отдельно вынул из принесённого ларца шелковую лиловую подушечку, шитую серебром, положил на неё какую-то деревянную штуковину и коленопреклонённо подал мусульманину. Тот тоже преклонил колена, но уже перед встретившим гостей старцем в белом подряснике и протянул ему лежавший на подушечке дружественный знак внимания, привезённый из далёкой страны.
— Глянь, — опешил Окурок и толкнул приятеля в бок. — Глянь, что он старцу всучивает!
От болезненного толчка Котёныш пришёл в себя и увидел, что на подушечке лежит деревянное изображение маски! Да, той самой маски, которая и отправила их сюда. Могло даже показаться, что маска та самая, которую в своё время привёз в Москву писатель Алексей Толстой, но, скорее всего, это была просто копия ритуальной маски, ставшей подарком владыке Аркаима. Не от этого ли и погибло могущественное русское царство?
— Фантастика! — только и смог выдавить Ефрем.
— Какая, к лешему, фантастика! — разошёлся Окурок. — Ввозят, блин, контрабандную нечисть в Россию и никто этих проходимцев не накажет. Их же сажать надо! Здесь и Магадан недалеко!
— За что? — одёрнул его Котёныш. — За царские подарки? За желание поделиться властью над миром? И где сажать — здесь? Да вам прозвище укоротили, мой друг, — съехидничал Котёныш. — Я, если позволите, буду вас величать Сталинским Окурком! На меньшее вы и не тянете! Тем более, что любезный вашему сердцу Магадан ещё не построен, не говоря уже о лагерях.
Иван Кузьмич непроизвольно передёрнул плечами, но возмущаться не стал.
Сказал только:
— Ежели Сталинским Окурком, то при таком величании обязательно обращаться на вы и тихим благоговейным шёпотом. Договорились?
Котёныш понял, что непроизвольно нанёс боль приятелю и тут же пошёл на попятную:
— Иван Кузьмич, да нельзя же так. Может, я что-то не то болтаю, но вы же должны делать какое-то снисхождение к людям, нельзя же так!
— Мы уже на «вы»? — одёрнул его офицер.
— Понял, — живо откликнулся Котёныш. — Всё понял.
Он тут же вернулся к происходящему и сообразил, что индусы советовали встретившему их старцу повесить маску прямо на символ «Хи-Ро», возвышающийся над пирамидой черепов. Зачем это нужно, Ефрем не знал, только если русский старец согласится свалить в одну кучу немаловажные символы, то к добру это явно не приведёт. И пирамида из черепов, что это? Если таким образом когда-то отдавали должное памяти предков, то всё становится ясным. А если попирание человечества христианским символом? Да, всё в этом мире возможно, но почему злоба всегда захватывает власть над сознанием?
Почему отрицательная энергия становится наиболее важной для жизни?
— Почему? — откликнулся какой-то внутренний голос. — Всё в этом мире давно имело жизнь, дарованную Творцом. А как люди используют Божественные символы, в каких целях, за это Всевышний ничуть не отвечает. Он только смотрит, как та или другая тварь Божья использует различного вида энергию, попавшую на какое-то время в его распоряжение. То есть, жизнь каждого разумного можно определить по тому, что человеком сделано в этом мире.
С внутренним голосом ещё можно было подискутировать, но только в другое время. Ефрем заметил, что старец даже не обратил особого внимания на предлагаемые подарки вместе с ритуальной маской. Что же дальше? Ведь иноземцы тоже не просто так явились в Аркаим. Неужели Русь стоит у истоков всей земной цивилизации? Неужели именно отсюда по планете разлились потоки разума?
Сибирское царство — источник мирового разума? Бред какой-то. Но реальные примеры были прямо перед глазами. Неужели же русичи примут маску, первооснову отрицательной энергии и повесят её на символ Христа, которому до рождения в человеческом виде ещё долго-долго?
— Что будем делать, шеф? — такое обращение выскочило у Ефрема совершенно случайно, но не напрасно. Иван Кузьмич воспринял это как должное и, ничуть не смущаясь, проговорил:
— Знаешь, мне кажется, что маска — концентрация чёрных, причём, довольно-таки активных сил — хотела уверить нас в своей непревзойдённой власти над всем миром. От этого-де никуда не денешься, так что поклонитесь мне пока не поздно. То есть, противу неё ничто и нигде не властно, даже древние праотцы христианской веры — и те бессильны. Значит, нам тоже следует подчиниться, безоговорочно и бесповоротно. Вероятно, так размышляет сама маска. А нам это надо? Первая заповедь Божья гласит: пусть не будет у тебя Бога, кроме меня. Но, посмотрим, что же дальше…