Лика. Повелительница демонов
Шрифт:
Но Лика не испытывала желания уединяться. Постепенно она втянулась в эту жизнь, полную очарования и музыки. Дамы, относившиеся к ней вначале с некоторым высокомерием, вскоре нашли, что у нее острый ум, и приняли ее в свой круг. Приемы, которые граф давал у себя во дворце, где она как-никак была хозяйкой, пользовались большим успехом, а Лике нравилось хлопотать по дому, следить, чтобы все было в порядке. Нередко можно было увидеть, как она бежит из кухни в сад или из кладовых к винным погребам, и всюду ее сопровождали трое арапчат.
Но Куасси-Ба все еще немного пугал Лику. Каждый раз, когда этот черный гигант с блестящими, как эмаль, белками появлялся перед ней, она с трудом преодолевала страх. А ведь выглядел он таким добродушным. Куасси-Ба всюду следовал за графом Стимом, и это он охранял вход в таинственные комнаты во флигеле. Граф уединялся там каждый вечер, а иногда даже и днем. Лика не сомневалась, что именно там, за этой запертой дверью, находились те реторты и колбы, о которых рассказывал кормилице Энрико. Ее разбирало любопытство, ей очень хотелось проникнуть туда, но она не осмеливалась. Эту тайную сторону жизни ее необычного мужа помог Лике раскрыть один из гостей Отеля Веселой Науки.
Глава 15
Незнакомец был весь в пыли — он путешествовал верхом на байке.
Это был человек лет тридцати пяти, граф Стим представил Лике гостя.
— Профессор Берналли оказал мне большую честь, приехав обсудить со мной кое-какие научные проблемы, по поводу которых мы в течение долгих лет вели с ним оживленную переписку.
Гость галантно склонился перед Ликой, рассыпаясь в извинениях. О, своими отвлеченными рассуждениями и формулами он наверняка наведет тоску на такую очаровательную даму, которую, естественно, должны занимать предметы менее серьезные.
Но Лика, отчасти из бравады, отчасти из любопытства, попросила разрешения присутствовать при их беседе. Однако, чтобы не показаться нескромной, она села в уголке, у высокого раскрытого окна, выходившего во двор.
Разговор двух учёных, одним из которых несомненно был граф Стим, превращался в спор.
— Мне так и хочется назвать вас безумцем, — добавил он, — но где-то в глубине души я с вами согласен. Ваша теория могла бы служить завершением моего труда о движении жидкостей. О, я отнюдь не сожалею, что проделал такое опасное путешествие, ведь оно доставило мне несказанное удовольствие беседовать с великим ученым. Но будьте осторожны, мой друг: если даже мои взгляды, далеко не такие смелые, как ваши, признаны ересью, из-за чего я вынужден был переселиться в глубинку, подальше от столицы, так что же ждет вас?
— Пустяки! — отмахнулся граф. — Я никого не стремлюсь переубедить, кроме тех, кто посвятил себя науке и способен понять меня. У меня даже нет желания описать результаты моих трудов, чтобы издать их. Для меня работа — просто удовольствие, как и песенки, которые я сочиняю с очаровательными дамами. Я спокойно живу в своем замке, и кому охота искать здесь со мной ссоры?
— Неусыпное око власти повсюду, — возразил Берналли, недоверчиво оглядываясь по сторонам.
В это самое мгновение Лике послышался неподалеку от нее легкий шорох, и ей показалось, будто одна из портьер колыхнулась. Ей стало не по себе. После этого она уже рассеянно следила за разговором мужчин. Ее взгляд невольно притягивало лицо Жоржа Стима. Полумрак ранних зимних сумерек, сгустившихся в комнате, сгладил шрамы на его лице, и ей видны были только его черные, горевшие воодушевлением глаза да, когда он улыбался — а граф улыбался, говоря даже о самых серьезных вещах, — белоснежные зубы; Лика почувствовала, как в сердце ее что-то дрогнуло.
Когда Берналли ушел, чтобы перед ужином привести себя в порядок, Лика закрыла окно. Слуги бриглушили яркий свет ламп, одна из служанок переключила кондиционер на более тёплый режим. Жорж встал и подошел к нише, где сидела его жена.
— А вы все молчите, моя милая. Впрочем, как всегда. Наши рассуждения не усыпили вас?
— Нет, наоборот, мне было очень интересно, — медленно проговорила Лика и впервые не отвела взгляда от лица мужа. — Я не могу сказать, что все поняла, но, признаюсь, подобные споры мне больше по вкусу, чем вирши наших дам и их пажей.
Жорж поставил ногу на ступеньку перед нишей и, склонившись к Лике, внимательно посмотрел на нее.
— Вы странная маленькая женщина. Мне кажется, что вы начинаете приручаться, но вы не перестаете удивлять меня. Я прибегал ко многим способам, чтобы покорить женщин, которые мне нравились, но еще ни разу мне не приходило в голову пустить в ход математику.
Лика, не удержавшись, рассмеялась и тут же залилась краской. Она смущенно опустила глаза на свое вышивание и, чтобы переменить тему разговора, спросила:
— Так, значит, в вашей таинственной лаборатории, которую так ретиво охраняет Куасси-Ба, вы проводите физические опыты?
— И да, и нет. Правда, у меня есть несколько измерительных приборов, но в основном лаборатория служит мне для химических экспериментов с такими металлами, как золото и серебро.
— Алхимия, — взволнованно проговорила Лика, и перед ее глазами возникло видение — замок Жунна. — Почему вы так жаждете золота и серебра? — запальчиво спросила она. — Похоже, что вы ищете их повсюду; не только в своей лаборатории, но и даже на том маленьком руднике в Пуату… который принадлежал моей семье… Молин сказал мне, что у вас еще есть золотые прииски. Зачем вам столько золота?
— Чтобы чувствовать себя свободным, нужно иметь много золота и серебра, сударыня. Недаром мэтр Андрей Шаплен поставил эпиграфом к своей книге «Искусство любви» следующие слова: «Чтобы посвятить себя любви, нужно быть избавленным от забот о хлебе насущном».
— Не думайте, пожалуйста, что вы завоюете меня подарками и богатством, — сказала Лика, вся внутренне сжимаясь.
— Я ничего не думаю, моя дорогая. Я вас жду. Вздыхаю. «Влюбленный должен бледнеть в присутствии своей возлюбленной». Я бледнею. Или вы полагаете, что я бледнею недостаточно? Я знаю, что влюблённые мужчины должны становиться на колени перед своей дамой, но такая поза не для моей ноги. Так что извините меня за это. Но поверьте, я, могу воскликнуть: «Муки любви, принесенные мне красавицей, верным рабом которой я являюсь, доведут меня до смерти». И я умираю, сударыня.
Лика, засмеявшись, покачала головой.
— О, я вам не верю. Вы не похожи на умирающего… Вы или запираетесь в своей лаборатории, или же бегаете по салонам «жеманниц» и наставляете их, как слагать стихи.
— Уж не тоскуете ли вы по мне, сударыня?
Лика поколебалась, но, сохранив на губах улыбку, решила продолжать в том же шутливом тоне:
— Я тоскую по развлечениям, а вы — воплощенное Развлечение и Разнообразие.
Сейчас она уже и сама не знала, нравится ли ей или ее страшит взгляд, каким Жорж Стим иногда смотрел на нее во время подобных шуточных состязаний в острословии, на которые их часто вызывала светская жизнь. Внезапно он перестал шутить, и в наступившей вдруг тишине ей казалось, что она вся во власти какой-то странной силы, которая обжигает ее, подчиняет себе. Она чувствовала себя обнаженной, ее маленькие грудки под кружевным корсажем напряглись. Ей хотелось закрыть глаза.