Ликующий джинн
Шрифт:
– Так что ты можешь сказать по поводу невидяйки? Что она все-таки с другой планеты?
– С другой... - Славик снова поднял глаза к своему окну. Вместо маминого силуэта стоял папин. Папа смотрел на него в подзорную трубу! Что-то в поведении сына ему не нравилось, и он решил рассмотреть его получше.
– На нас смотрят!
– Не на нас, а на тебя. Сиди прямо и расслабься. Ко мне можешь не поворачиваться... все равно ведь ничего не увидишь.
– Говоря это, шеф скривил, наверно, губы.
– Так, значит, с другой планеты...
– вернулся он к главной теме.
– Можно предположить, что у тебя есть с ней связь, - можно?
Славик чувствовал себя как на экзамене - от его ответов зависело так много!
– Ну, Роман Савельевич, ну какая у меня может быть связь с другой планетой! Я ведь не государство, у меня нет ни гигантских локаторов, ни телескопов!
– У тебя все-таки есть кое-что, - вставил Голос.
– Значит, связи нет?
– Никакой.
Папа смотрел на него в подзорную трубу. Очевидно, он заметил, что сын открывает рот, словно разговаривает сам с собой... или с кем-то еще? Вот еще не хватало, чтобы он заподозрил невидимку!
– Роман Савельевич, из нашего окна смотрят на нас!
– Тогда развернись на скамейке и гляди назад. Словно ты задумчиво обозреваешь окрестности. Вот так. И продолжим разговор. Итак, связи нет. А твои инопланетяне не навестят нас в ближайшее время? Как вы с ними договаривались?
– Договаривались, что еще встретимся... когда-нибудь.
– Другой невидяйки у тебя точно нет?
– Откуда.
Долгая минута молчания. Потом снова Голос. Скорее, обращенный к самому себе:
– Дурацкая ситуация... Какой-то мальчишка несет свою мальчишечью ахинею, мне бы плюнуть на нее, встать и уйти, но вся штука в том, что из-за этой ахинеи я стал невидимым! Уму непостижимо!
– Роман Савельевич, - сказал Славик, видя перед собой только двор и стену противоположного дома, - вы ведь сами позарились на невидяйку! Я бы играл с нею, и всё! А вы ее как-то по-другому, наверно, использовали!
– Ну да!
– рассердился голос.
– Я тоже решил поиграть с нею в ловитки, и доигрался, - ты это хотел сказать?
– Ничего я не хотел сказать, - буркнул Славик. Он вспомнил про силуэты в окне и обернулся.
– Роман Савельевич, папа сюда идет!
Скамейка скрипнула.
– Хорошо уходить так, когда никто не видит твоего ухода, - услышал он последнее, затихающее.
– С кем ты разговаривал?
– спросил, подходя быстрыми шагами, папа.
– Ни с кем. Я пел. Один рэповский текст, - ответил Славик.
– Хочешь, напою?
– Упаси господи! Пошли домой. Напоешь рэп маме, она извелась, пока ты тут дышал воздухом свободы.
Исповедь невидимки
– Так с вами это случилось?
– Как видите... Впрочем, это слово сюда не подходит...
Кубик принимал гостя. Только-только он вернулся из Варшавы, только успел побывать под душем после дороги и взяться варить кофе, как раздался телефонный звонок.
– С приездом, Виктор Александрович!
– услышал он голос, слышанный уже дважды.
– Надеюсь, у вас успехи? Другого ведь не может быть - я знаю вашу талантливую кисть. В Польше, я слышал, в это время жарко?
Это был Роман Савельевич, шеф-робот.
– Не мог бы я навестить вас сегодня?
– продолжал он.
– Знаю, знаю, вам не до меня, вы устали, у вас сотня телефонных звонков, но... У меня к вам не-от-лож-но-е дело. Так потерпите меня с полчаса хотя бы? Ну и ладно, тогда через час я буду у вас...
Кубик успел выпить кофе, сжевать высохший кусок сыра, найденный в холодильнике, немного постоять у окна, чтобы с помощью крыш, видных сверху, осмыслить свое возвращение домой.
Потом раздался резкий - так ему показалось - звонок в прихожей. Кубик отворил дверь и увидел... двух парней, стоявших у лифта. Один из них кивнул ему, оба вошли в лифт, лифт загудел и отправился вниз.
– Это мои ребята, - услышал он голос на пустой площадке.
– Еще раз здравствуйте, Виктор Александрович. Можно войти?
Кубик машинально посторонился, почувствовал движение возле себя человека, входящего в прихожую, запах сигарного дыма, которым пропах пиджак, и дорогого одеколона.
– Да, да, - услышал он, - от меня остались только запах и голос. И, кажется, это надолго.
Кубик прошел в гостиную, показал рукой на кресло, не зная, где находится его гость. Но тот увидел его жест, кресло примялось.
– Не буду затевать светскую беседу, - раздался вслед за этим надтреснутый голос, - я пришел к вам пооткровенничать. Вы один знаете подноготную моей истории, может быть, вы знаете ВСЕ, но, в силу разных наших позиций, многого мне не расскажете. У вас есть право утаивать от меня секреты...
Кубик, слыша разговаривающую с ним пустоту, не знал, как себя вести, не знал, что происходит сейчас с его лицом, - ему даже хотелось взглянуть на себя в зеркало, чтобы привести лицо в должное выражение. Но каким должно быть лицо, когда разговариваешь с невидимкой?
– Так что с вами случилось?
– спросил он.
– Ваш юный друг сказал, что я доигрался. Кажется, он прав. Я заигрался с невидимостью и доигрался. Может быть, виноват я сам, но меня не оставляет мысль, что это подстроено вами. Что скажете?
– Роман Савельевич, нас со Славиком не было поблизости, когда вы "работали" с невидяйкой.
С кресла послышался тяжелый вздох.
– Ваш приборчик больше не действует. Ни туда, как говорится, ни сюда. Он мертв. А я стал безнадежно невидим.
Славик сказал мне, что другого у вас нет и повторил то, что вы говорили мне о его происхождении. Что он с другой планеты. Мои люди - а это, надо вам сказать, классные специалисты - смотрели его и подтвердили: металл оболочки не наш, экран не поддается анализу, начинка, преломитель - далекие, кажется, от наших самых последних находок. Нам до этого еще шагать и шагать.