Ликвидация.Бандиты.Книга вторая
Шрифт:
Самое смешное, что в том же подъезде, где на нелегальном положении проживали Юденичи, поселился и один из членов Комитета революционной обороны Петрограда, ставший после начальником Особого отдела ГубЧК Комаров. Лучшего прикрытия для генерала было не найти — в подъезде никогда не производили обысков и проверок.
Когда жена Николая Николаевича окончательно поправилась, встал вопрос об отъезде. Подложные документы, по которым Юденич с женой и адъютантом должны были покинуть Россию, сделали в посольстве Швеции еще до разрыва дипломатических отношений, и связным служил тоже Эвальд.
А пока Эвальд решил вернуться к дяде, потому что на дворника Семеныча начинали косо поглядывать: живет с какой-то молоденькой девицей, она его Гаврилой Семенычем величает, он ее Евкой… что у них там за жизнь такая непутевая? Поэтому Эвальд поспешно покинул теплую дворницкую и отправился к дяде Леннарту.
Леннарт Себастьянович оказался в безвыходном положении. Куда ему девать племянницу без документов? Соседи тоже станут думать бог весть что. И тут снова на помощь пришел Скальберг. Он не только помог сделать новые документы, согласно которым Эвальд стал Евой Станиславовной Ригель одна тысяча девятисотого года рождения, происхождения мещанского, но и во всеуслышание объявил Еву своей невестой, и она переехала к нему. Тогда же Ева и устроилась работать в Эрмитаж, где нужны были грамотные сотрудники с хорошим почерком.
Вроде, все опять наладилось и пошло своим чередом, но накануне нового 1920 года Ева прибежала с работы сразу к дяде Леннарту.
— Дядя, признавайся — ты взял тритона?
— Что? — испугался Леннарт Себастьянович.
— Я знаю, что ты взял тритона. Больше некому.
— Почему некому? А Скальберг?
— А почему ты спросил про Скальберга? Откуда ты знал, о каком тритоне я спрашиваю?
Леннарт Себастьянович испуганно смотрел на «племянницу».
— Я не мог удержаться. Ты расскажешь Скальбергу?
— Что я могу ему сказать? Что он идиот и не посмотрел, сколько всего предметов в портфеле? Мы их, по-моему, и не пересчитывали, так оставили. Ты ведь знал все про эту коллекцию?
— Не все, только про тритона. Я даже Булатовича видел, как тебя.
— Тогда расскажи.
— Зачем?
— Затем, что какой-то человек эту коллекцию ищет. И если он узнает про тебя, боюсь, нам всем не поздоровится.
— Он из чека?!
— Хуже. У него глаза разного цвета.
И Эвальд рассказал о визите к Бенуа человека с голубым и зеленым глазами. Человек выглядел вполне обычно, но от него исходила опасность, и Бенуа после его визита казался жалким и испуганным. Эвальду удалось подслушать их разговор.
— Что же делать? Что делать? — а потом, будто опомнившись, спросил: — А откуда ты знаешь, что я взял именно тритона?
О, Эвальд знал. Став каталогизатором музея, Ева Станиславовна Ригель много времени уделяла изучению картотеки, в которой проводила большую часть рабочего времени. Раньше времени управившись с бумажной работой, она искала следы коллекции Булатовича. Ее просто распирало любопытство узнать, за чем же все-таки они тогда влезли в Зимний дворец и за что погибли братья Прянишниковы.
Бумажный след Ева обнаружила сразу, нашла опись коллекции и поняла, что речь идет об амулетах вроде того, какой носил «на удачу» Лешка Прянишников.
Нашла Ева и более позднюю опись, по которой возвращали коллекцию чекисты. И сразу увидела, что одной позиции — тритона — не хватает. Сначала, конечно, Ева начала подозревать Скальберга — ведь это он возвращал сокровища. Но потом от этой идеи пришлось отказаться, потому что это совсем не походило на Шурку. Он сильно изменился, дома ночевал редко, большей частью гонялся за жуликами и бандитами, и Ева жила в его комнате одна. Разумеется, она обшарила в комнате каждый уголок, но дома у Скальберга была только кровать. Ни стола, ни стула, ни шкафов, ни полок. Раз в неделю он отдавал постельное белье в стирку, сам шел в баню, там же отдавал в стирку всю свою одежду и исподнее. У него не было ничего, зачем ему еще какая-то безделушка?
Дядя Леннарт повинился и просил никому не рассказывать.
Однако все открылось само по себе. К Скальбергу в феврале 1920-го пришли с обыском чекисты, обалдели от спартанской обстановки и забрали на допрос. С допроса Шурка вернулся угрюмый.
— Ты чего такой? — спросила невеста.
— Ты знаешь, что дядя нас всех надул?
— Что?
Шурка рассказал, что его тягали на допрос по поводу возвращенных сокровищ. Оказалось, что в Эрмитаже кое-что не стыковалось — пропал один предмет из коллекции Булатовича.
— Может, Кирилл на ходу из портфеля вынул? — предположила Ева.
— Ничего он не вынимал, он у меня все время перед глазами маячил.
— Ну, я тогда не знаю…
— Не юли, все ты знаешь. Видела эту штуку?
— Видела.
— Ее уже ищут. И не только чекисты.
Оказывается, у Скальберга было полным-полно своих людей в уголовной среде. Через них он узнал, что какой-то купец через Ваньку-Белку разыскивает тритона и готов платить за него миллион золотом.
— Понимаешь, что это значит? Стоит твоему дяде где-то засветить предмет — и ему голову оторвут вместе с этим тритоном. И тебе заодно, если под руку попадешься. Не посмотрят, что баба, а то еще и попользуются.
— А что делать?
— Возвращать в музей. Подбросишь там тихонько, глядишь, при новой ревизии обнаружите, обрадуетесь находке.
— Дядя не согласится.
— Я его охранять не буду, так и передай, — пожал плечами Скальберг. — У меня и без него проблем хватает.
Разумеется, Эвальд передал этот разговор дяде. Леннарт Себастьянович хоть и перетрусил отчаянно, но все же расставаться с предметом не хотел. Тритон казался ему единственным, ради чего стоит жить.
1920 год. Мышеловка.
— А этот твой визитер, Иванов… — задумчиво спросил Богдан, когда они вдвоем с Евой уже подошли к дому дяди Леннарта. — Ты помнишь, как он выглядел?
— Даже нарисовать смогу.
— Если ты такая талантливая, чего в проститутки подалась?