Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера
Шрифт:
Это невозможно представить, существуя в обычных условиях, и тем более — понять ценность всего названного.
Хотя я знаю точно, это возможно для людей, связанных духовными узами. Так, любящая мать испытывает подобное тому, что переживает её чадо. Мы же, мужчины, в большинстве своём, лишены такого чувства, как, впрочем, и чувствительности своей интуиции. Прежде всего мы заняты доказательством самим себе своей состоятельности, и меньше — заботой о ближних, ограждаясь какими-то условностями и правилами.
Я многое вспомнил и осознал по-настоящему, осознавая же, переживал и свою неправоту, и невнимательность, и даже отчуждённость. Особенно удивляла меня моя
Раз за разом, при смене состава камеры, я наблюдал примерно одинаковую картину, только писаную разными красками. Одни и те же чувства и переживания были либо скрыты глубоко в себе, не требуя соучастия в этом окружающих, либо находились на поверхности, что привлекало не только сострадание, но и могло вызвать недовольство. Картина действительно одна, но люди разные, со своими печалями, бедами и преступлениями, правда, были и такие, которые попали просто так, не «за своё»: по ошибке, по «заказу», из-за прошлого или из-за своего бизнеса, чтобы лишиться его раз и навсегда. Одни быстро втягивались в тюремную «романтику», совсем не сопротивляясь ей, и быстро превращались в ЗКА (хотя эта аббревиатура стала больше нарицательным символом времени грандиозного строительства каналов и ГЭС, расшифровываясь как «заключенный канало-армеец»), другие прилагали все усилия, держались подследственными, становясь, как правило, осуждёнными, но не желая принимать новые нормы поведения как новую присягу-таких встречались единицы, они постоянно находились и будут находиться, не столько в борьбе с окружающим миром, сколько с самими собой, защищая или вновь образуя свой внутренний мир.
Агрессивная субкультура, являясь монополистом в лагерях, не имея никакого почти противовеса, кроме желания и упорства самих людей, пользуется благодатными условиями и быстро завоёвывает сердца и души большинства из них, независимо от статуса, положения и финансов. Чтобы не начать пользоваться той же лексикой, путать предлоги «за» и «о», говорить, используя клише фраз, что всех равняет и всяк упрощает жизнь, приходится на каждую очевидную ошибку отвечать вспоминанием правил, про себя, или замещать ошибочное выражение правильно составленным.
Представители юстиции, зачастую «заражаясь», оперируют тем же сленгом, что и арестанты, и для удобства, и для форса, так что книга в этих обстоятельствах остаётся единственной поддержкой, как и, если повезёт, такой же сопротивляющийся подобно вам сокамерник.
Поголовное курение в замкнутом помещении, которое почти не проветривается — несчастье для некурящего, как и гул постоянно включённого и орущего телевизора. Хотя обо всём можно договориться и многого достичь, но всё повторяется заново, и не только тогда, когда меняются сокамерники.
Поначалу я думал, что некоторые знакомые перестали поддерживать со мной отношения по причинам боязни моей одиозности и засвеченности в печати, а потом успокоил себя тем, что они опасаются не понять меня после такого университета, как тюрьма (шутка, конечно). Со временем я просто перестал о них думать. С долгами расплатился и улыбнулся тому, что когда-нибудь, выйдя на волю, не придётся расходовать силы на многих, но лишь на двух-трёх, действительно оказавшихся не только мужественными людьми, на присутствие которых в моей жизни после ареста, кстати, никто не обратил внимания, но и преданными помощниками семье. Не знаю, как сложатся наши судьбы дальше, но когда-нибудь и они смогут на меня рассчитывать.
Между прочем, не позволившие себе забыть наши отношения: практикующий хирург, коллекционер военной формы одежды, бизнесмен, друзья детства — футболисты, конечно, сестрёнки и бывшие супруги, не забывающие напоминать детям о всё же имеющемся у них отце — все они просто хорошие и порядочные члены общества — поначалу тоже пребывали в некотором шоке, но не так долго и, гонимые желанием помочь, кто как смог, решились на поддержку.
Не просто приятные ощущения оттого, что наши пути пересеклись и не разминулись, но огромную благодарность и низкий поклон с выражением глубокого уважения хочется высказать каждому из них. И неважно, что ожидает нас впереди, — в самые трудные для меня годы все они, я считаю, были рядом, кто как смог, и, конечно, более всего та женщина, бывшая когда-то ангелом, забытым на земле. Во всём произошедшем она винит себя, в частности, в том, что не узнала раньше, не увидела, не смогла разглядеть и остановить.
Отдавая, приходится терять гораздо больше, если это касается поддержки моральной. Те силы, поддерживающие огонёк взаимного притяжения, ушли на спасение жизни и оставили у нее через несколько лет просто дружеские отношения и душевную пустоту.
Заключение — это место, где человек проявляет все свои черты, не только открытые, но и глубоко затаённые. Разглядев их, он может удивиться, например, своей терпеливости или стойкости, точно так же, как и трусости или подлости. Правда, это уже совсем крайности, хотя сталкивается с ними каждый, но не каждый перебарывает.
Проживая в этой казённой комнате почти безвыходно, и наблюдая друг за другом, даже не желая этого, пересекаясь интересами, желаниями, мнениями, подходами к решению разных вопросов, разнясь по уровню интеллекта, знаний, состоятельности, грозящего наказания и, конечно, семейным положением, да и бывшим местом в обществе, в конце-концов, менталитетом и национальностью, с возрастом здесь люди умудряются находить компромиссы, о которых не только не предполагали на свободе, но и не желали, не видя в некоторых из них смысла.
Представьте себе, скажем, мужа и жену, насильно, в виде эксперимента, разлучённых на несколько месяцев с попыткой уверить каждого, что это надолго, с предоставленной каждому достаточной свободой — крахом закончится не у всех, но многие взаимосвязи придётся восстанавливать. На этом фоне легче представить ситуацию обратную — ту, в которую попадают арестанты: тех же жену и мужа закрывают вместе в маленьком помещении безвыходно, с попыткой убедить их в долгой продолжительности эксперимента, пусть даже ради гуманности разрешая им спать в одной постели. Всё остальное, вплоть до одинакового питания, режима дня и режима содержания, оставить такими же, какие приняты в тюрьме. Полагаю, что в большинстве случаев могут не помочь ни длительный отпуск, отдельно для каждого, ни даже какая-нибудь другая заинтересованность. Что уж говорить об обычных людях, без подбора попавших на несколько лет в запертую конуру, без возможности общения с внешним миром и всем остальным нормальным, к чему они привыкли.