Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера
Шрифт:
Улыбка сползла с лица Дымова:
— Ты хочешь сказать, что нам просто повезло?
— Ну, и умения выкручиваться из проблем я не отрицаю… — протянул я. — Ладно, потом поговорим… Документы твои при тебе? — Кивок в ответ.
— Ты отдохнул? — Еще один кивок.
— Тогда — вперед, а то Люк там извелся, поди…
…Лесную засаду мы засекли издалека. Потому что знали, где примерно искать. Интересно, что первым пулеметный ствол, торчавший из-под корней кривой сосны засек не я, а ползший вторым Дымов. Он дотронулся до моего плеча и молча показал рукой в нужном направлении. Конечно, учитывая, что часть немцев ломанулась штурмовать дом и обеспечивать
Все эти воспоминания всплыли в моей голове, пока я принюхивался, ловя не самый приятный на свете запах. Наконец я засек засранца в секторе между «девятью» и «десятью» и поманил Зельца.
— Немец до ветру отошел. От нас метрах в двадцати, — прошептал я, приблизив лицо к лицу товарища. — Вон там! — и я рукой показал направление.
Зельц встрепенулся и изобразил пантомиму о том, что, дескать, он готов взять на себя нелегкое дело захвата врага. Я в том же стиле ответил, что и сам справлюсь.
…«Эк тебя, болезный, прихватило! — подумал я, разглядывая из кустов сидящего в „позе орла“ эсэсмана. — Молочка сырого попил, что ли?» Судя по некоторым малоаппетитным признакам, этот ганс заседал тут минут двадцать, никак не меньше!
«Так, если я не потерял ориентировку — этот деятель сейчас сидит как раз между мной и засадой, и соответственно у меня есть два варианта: налететь со спины, пока он занят своим „грязным делом“, или устроить засаду на обратном пути». Выбрал я самый быстрый и простой вариант — морщась от долетающего смрада, подобрался, прячась за деревьями, метра на три, а затем бросился вперед и аккуратно пробил ногой в голову немца. Ганс, как был со спущенными штанами, так и улетел вперед метра на полтора, где и затих. Я быстро проверил пульс. «Жив, засранец!» — радостно подумал я и поманил рукой Зельца, страховавшего меня из кустов.
Связав оглушенного немца и натянув на него штаны, мы поволокли «языка» в чащу. Метров через триста, не меньше, присели отдохнуть.
— Леша, сейчас я тебя оставлю. Поволочешь этого красавца вон в ту сторону, а я пока за захоронкой своей сбегаю. Понял?
— Да.
— Только особо не усердствуй, лучше будет, если ты где-нибудь метрах в двадцати от опушки спрячешься. Это если, конечно, ты этого бугая дотащишь.
До спрятанной рации я добрался без каких бы то ни было проблем, вот только голову всю сломал, пытаясь вспомнить, каким частям принадлежит цвет петлиц у захваченного нами немца. «Ваффенфарбе [66] у него желтый. Кто это? Блин, никогда во всей этой фанаберии милитаристической не разбирался! Эмблемы и номера — это еще куда ни шло, но все эти „цвета бедра испуганной нимфы в косую клеточку“! Вернусь, зольдбух посмотрю», — размышляя в таком ключе, я добрался до памятной коряги и выкопал рацию. Уф, теперь и Люка можно успокоить:
66
Waffenfarbe — цвет рода войск (нем.).
— Арт вызывает Люка!
— Твою мать, Тоха! Живой?!
— Да, Саня, мы оба в порядке. И с прибытком. Ты где лежишь?
— На краю поля, с той же стороны, где и был.
— Что видишь?
— А ты сам где?
— На пляже в оборотке от тебя.
— Ну, так посмотри сам.
«Точно, до деревни тут всего ничего», — подумал я, осторожно выглядывая из-за берегового откоса.
Горел не только подожженный нами дом, но и стоявшие рядом
— Люк, мы вокруг к тебе выйдем — на опушке пулеметная точка. На пятьсот восточнее овраг есть — там и встретимся.
— Понял тебя. Отбой.
…Зельца я нашел неподалеку от опушки — он не стал напрягаться и тащить немца, а как только тот очухался, поставил его на ноги и поволок на поводке. Меня Алексей заметил метров с пятидесяти и привлек внимание тихим свистом.
— Как там товарищ лейтенант? — первым делом поинтересовался Дымов.
— Все путем. Назначили точку встречи, так что пойдем.
Леша дернул немца за связанные впереди руки, побуждая встать. Тот зло сверкнул глазами и что-то промычал. Ну да, мы ведь ему рот забинтовали, точнее — сделали маску из его же собственного кителя. Носом дышать он мог, а вот через плотную ткань не особо и покричишь.
— Погоди, я зольдбух у него посмотрю, вдруг важная птица…
Немец замычал сильнее, а затем внезапно пнул Зельца в колено и бросился бежать! Пришлось броситься вдогонку. Метров через двадцать я настиг «быстроногого ганса» и сделал подножку. Эсэсовец кубарем покатился по земле, ломая своим телом мелкие кусты. Дав пленному пару подзатыльников, я схватил его за ухо и поволок обратно. Немец сучил ножками, верещал, но послушно шел за мной.
Дымов сидел на земле, растирая колено.
— Что, сильно попал?
— Сейчас узнаю, — и он попробовал встать.
Получилось.
— Пройдись! — попросил я его.
Алексей прихрамывал, но шагал довольно бодро.
— Ну и замечательно! — я посмотрел на немца и добавил по-немецки:
— Aufstehen! [67]
Фриц дернулся и попробовал встать, но с глухим мычанием повалился назад.
— Антон, похоже, у него с ногой что-то, — подсказал мне Дымов.
67
Встать! (нем.).
— Сам вижу, не слепой! — огрызнулся я и, присев рядом с пленным, принялся ощупывать его нижние конечности.
Когда я покрутил его левой стопой, немец взвыл, и его выгнуло дугой.
— Черт, похоже, вывих! Как его теперь к нашим вести?
— Руки на плечи и понесем, — предложил Дымов.
— Ага, а он нас пинать будет. Сам видел, какой буйный!
Тут мне в голову пришла одна идея:
— Так, Зельц, посторожи его, а я пока в лес сбегаю.
— Зачем?
— Слегу выломаю, — и пояснил, увидев удивление на лице товарища: — Знаешь, как охотники кабанов таскают? Лапки связали, палку потолще продели, на плечи положили — и вперед!
В лесу я выбрал подходящее деревце и, немного попыхтев, срубил его немецким штыком. «А было бы кукри с собой — срубил бы одним ударом!» — подумал я, на ходу очищая ствол от веток.
Связав ноги немца одним из трофейных ремней, мы «нанизали» его на палку и, положив ее на плечи, отправились в путь.
…Немец оказался парнем нелегким, весом почти под центнер, и, когда мы свернули в чащу и двинулись вдоль оврага, пришлось останавливаться на отдых через каждые двести-триста шагов. Вдобавок у него опять начались проблемы с кишечником, что, как можно понять, настроение нам совсем не подняло. Вот так — воняя и спотыкаясь, мы прошли уже метров четыреста вдоль оврага, как из кустов раздался окрик: