Лилиана и дракон, или Счастье своими руками

Дынина Ирина Валерьевна

– Поторопитесь, госпожа благородная, но нищая виконтесса. – прошипела Клотильда и, гордо развернувшись, неторопливо начала спускаться по ступеням.

Платье камеристки было переделано из старого наряда Марисабель и выглядело более нарядным, чем одежда Лилианы. К тому же, Клотильде не приходилось передвигаться в несуразных деревянных башмаках. Нельзя сказать, что Лилиана приноровилась к ходьбе в неудобной обуви, но выбирать ей не приходилось. Она должна была слушаться госпожу Жанетту и стараться, как можно быстрее погасить отцовский долг. После этого можно было

подумать и о собственном будущем, не век же ей прислуживать мачехе и противным сестричкам.

В планах Лилианы присутствовало намерение найти свое место под солнцем. Девушка надеялась скопить достаточное количество монет и сбежать из дома, превратившегося в тюрьму, уехать в провинцию и начать жизнь с чистого листа.

Там, вдали от столицы, никто не узнает в скромной путешественнице дочь бывшего королевского ерегмейстера и Лилиана вполне может, открыв маленькую кофейню, обеспечить себе вполне сносное существование.

Но до этого светлого мгновения еще надо было дожить, поэтому девушка послушно поспешала за Клотильдой.

Камеристка старалась не идти, а плыть, явно копируя манеры благородных дам, но получалось у нее не очень – спина служанки постоянно горбилась, юбка волочилась, а осанка совершенно не походила на горделивую стать аристократки.

Лилиана в своих деревянных башмаках выглядела значительно представительнее и аристократичнее, пусть платье девушки и пестрело заплатами, а грубая шаль, заменявшая Лилиане верхнюю одежду, тяжело давила девушке на плечи.

– Тебя только за смертью посылать! – Марисабель разгневанно взглянула на камеристку. – Ну, и где это пропадала наша Лилья?

Ни мачеха, ни её дочери никогда не называли девушку полным именем, пользуясь простонародным вариантом – Лилья, тем самым, в очередной раз, стараясь указать Лилиане на её незначительность и ничтожность.

– Госпожа Марисабель, – Клотильда сделала книксен и почтительно склонила голову. – как и было приказано, я вытащила Лилью из постели.

– Наша прислуга окончательно обнаглела. – в разговор вступила Алисана, которая неторопливо завтракала, восседая на стуле за сервированным всякими вкусностями, столом. – Лентяйки спят в то время, когда им положено работать. Мама, это никуда не годится – прислуга должна знать свое место.

Мадам Жанетта пребывала в прекрасном расположении духа – благодаря отваге бывшего королевского егермейстера, вдова и девушки из семейства де Бри получили приглашение на королевский бал. И этот бал состоится уже завтрашней ночью. Самое значительное событие года, бал Ноговодия, должен был пойти на пользу Марисабель и Алисане. Мадам Жанетта надеялась выгодно пристроить дочерей и, чем нечистый не шутит, попытаться устроить и собственную судьбу. Почему бы ей не выйти замуж за богатого маркиза или же, не примерить на себя титул герцогини?

Жанетта глубоко вздохнула, оторвав взгляд от собственного отражения в огромном зеркале. В зеркале отображалась пухленькая дама неопределенных лет, в роскошном бархатном платье цвета опавших листьев, в меховом манто, шляпке и с лорнетом в руке. Зрение у госпожи Жанетты

было прекрасным и лорнет она носила для пущей важности.

– Милая Лилья, – сладким голосом обратилась Жанетта к падчерице и у Лилианы мурашки поползли по коже. Девушка очень не любила, когда мачеха начинала разговаривать с ней такими приторным голоском. – ты же знаешь, девочка, как я к тебе отношусь..

Сестры – и Марисабель, и закончившая завтракать, Алисана, прыснули, сверкая глазами, а мадам Жанетта невозмутимо продолжала говорить.

– День и ночь я пекусь о твоем благополучие, забочусь о твоем здоровье и досуге. Я посвящаю тебе все свое внимание, обделяя при этом своих собственных, родных дочерей.

Лилиана нахмурилась – мачеха, явно что-то задумала, что-то очень скверное, иначе с чего бы это сестричкам так гадко улыбаться и сверкать своими хитрыми глазками.

– После смерти твоего отца, – вздохнула Жанетта, придав собственному лицу строгий и скорбный вид. – на моих плечах оказался тяжкий груз. Твой отец оставил нам хозяйство, обремененное долгами. Графство почти разорено, доходы не поступают и очень скоро мы будем вынуждены продавать имущество с молотка.

Лилиана печально вздохнула – не сказать, чтобы мачеха и сестры себя особо ограничивали, но расходы, все же, были значительно урезаны. Это заметили все и, прежде всего, прислуга, которая, со слов мадам Жанетты, поспешила обвинить в собственных бедах бывшего хозяина и, заодно с ним, саму Лилиану.

– Ты должна помочь нам. – госпожа Жанетта добралась до сути и требовательно взглянула на падчерицу. – Твой дочерний долг требует обелить имя отца. Ты же не хочешь, чтобы судебные приставы ломились в наши двери и описывали наше имущество? Разразится грандиозный скандал и имя рода де Бри будет опорочено.

Скандала Лилиана не желала – достаточно того, что она, дочь королевского егермейстера, влачит жалкое существование, по сути являясь приживалкой в родительском доме.

– Я решила выдать тебя замуж. – категоричным тоном произнесла госпожа де Бри, сверля падчерицу тяжелым взглядом. Этот взгляд словно бы придавливал бедняжку к полу. – Ты вполне созрела для замужества.

– Но, я не хочу замуж! – растерянно воскликнула Лилиана. Она ожидала того, что мачеха может отправить её в какую-нибудь обитель или же, выслать в провинцию, но, замуж? Раньше собственных дочерей? И, за кого?

– Твои желания здесь мало кого интересуют. – женщина отвернулась от девушки и сердито топнула ногой. – Она еще и кочевряжится! Разве может бесприданница, такая, как ты, рассчитывать на приличную партию?

– И, кто же он, мой жених? – щеки Лилианы заалели от гнева. Девушка строптиво вскинула голову вверх и с вызовом взглянула на мачеху.

– Его имя я сообщу тебе позже. – строго произнесла госпожа Жанетта, завязывая ленты шляпки под подбородком. – Могу только сказать, что это очень знатный и добропорядочный человек, богатый и благородный. Он позаботится о тебе Лилья, и никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не исполнила свой долг по отношению к бедной сироте.