Лилия и шиповник
Шрифт:
Мальчишки не вели счет времени. Скучать не приходилось — каждый новый день превращался в бой за выживание. Незнакомые животные, виденные лишь на картинках; обилие красок, от которого рябило в глазах и захватывало дух от восхищения.
Жан-Мишель быстро поправлялся от лекарства, что дал ему шаман. Горьковатая на вкус кора быстро сбивала жар и оставляла во рту вяжущий привкус, но мальчик не жаловался — лекарства вкусными не бывают. Зато фрукты, которыми в изобилии снабжал Мбаса, были невероятно вкусны.
Да и с водой тоже вопрос решился
А когда мальчишкам фрукты приедались и хотелось мяса, верный друг искал в дуплах птичьи гнезда и почти всегда возвращался с добычей — приносил яйца туканов и попугаев.
Однажды Мбаса здорово насмешил ребят. Он полез на высокой стройное дерево с таким гладким стволом, что он казался намазанным мылом или воском. Мальчишки ждали, что он не справится, но негритенок ловко лез все выше, пока не скрылся с глаз за густой кроной. Через несколько минут он спустился с большой рыбиной в зубах! Такого еще никто не видал — влезть на дерево, а вернуться с рыбой! Отсмеявшись, Генрих принялся расспрашивать негритенка:
— Послушай, как ты ее поймал? Там наверху что, есть озеро?
— Нет, там нет ни река, ни озеро, — довольно улыбаясь, Мбаса чистил ножом рыбу. Чешуя летела во все стороны. — Это очень просто. Там, на верхушка дерева живет цапля. Вот она и приносит в гнездо рыбу, а я ее стащил. Сейчас поджарим, если кто-нибудь не будет спать, а разведет костер.
Генрих понял тонкий намек, но не шевельнулся — он вдруг вспомнил, что он все еще принц, а в последнее время все чаще это ускользало от его разума. Поскольку Жан-Мишель был все еще слаб, то костром занялся Витторио Брюльи.
Дождаться, когда рыба хорошо прожарится, было очень трудно — такой аромат разносился повсюду. И остыть ей уж точно никто не позволил — расхватали, обжигая пальцы!
После сытного обеда тянет на разговоры.
– Эй, принц, я гляжу, ты и думать забыл о побеге? Тебе так понравилась Африка? — насмешливо спрашивал Брюльи, когда выпадала минутка для отдыха.
— Нет, я прекрасно все помню, — спокойно говорил Генрих. — Но сейчас не время. Я ведь не могу оставить Жан-Мишеля, а он в таком состоянии далеко не уйдет, даже верхом на вашей мощной спине. И, если совсем уж начистоту, сударь, мне очень хочется увидеть этот волшебный город, который так расхваливает чертенок Мбаса. Согласитесь, что в Париже я за всю жизнь не встречу и десятой доли того, что увидал здесь всего за несколько месяцев. И что еще будет впереди! Однако, сударь, что мешает вам совершить побег самому? Я ведь не держу вас!
— Ты смеешься, принц? Да я и шагу не успею ступить, как меня догонит либо стрела, либо сожрет какая-нибудь зеленая тварь. Нет, шагать по джунглям в одиночку — все равно что переплыть на утлой лодчонке через океан. И к тому же, — хитро усмехался пират, — я все еще надеюсь получить за тебя выкуп!
Генрих не обращал внимания на такие выпады. С каждым днем он все больше сходился с итальянцем, у них находились темы для бесед и все чаще принц удивлялся, почему этот человек натянул на себя личину законченного злодея.
Но не они одни проводили время в беседах. Даже у Мбасы нашелся собеседник. Его дядя иногда подходил к мальчишкам, но усаживался на некотором расстоянии — он побаивался белого человека, который собирался обратить его в раба. Брюльи и не настаивал на дружбе с чернокожим, вот уж в чем он совершенно не нуждался.
Мбаса подбегал к родственнику, садился рядышком и они говорили о чем-то на своем языке, оживленно жестикулируя. Генрих спросил у негритенка, о чем же идет речь, но Мбаса отмахнулся:
— Мы просто вспоминать, как жили раньше, в наш деревня. Нам было очень-очень хорошо, пока не пришли белый люди. И я очень рад, что скоро мы приходить туда, может кто-нибудь еще жив.
Теперь было понятно, откуда Мбаса черпал свою жизнерадостность и энергию — он шел домой!
Сумрачное дождливое утро третьего дня застало всех в пути, вереница воинов углублялась в мокрый коричнево-зеленый лес. Тропы по прежнему не было, сухих участков земли тоже, в лучшем случае двигались по поваленным деревьям или по колено в воде...
Генрих настолько устал в этой прокаленной печи, что почувствовал даже некоторое облегчение, провалившись по шею в прохладное болото. Его быстро вытащили, принц даже не успел толком испугаться.
А затем, на привале, сидя прямо в воде, мальчишки снимали друг с друга крупных черных пиявок, раздувшихся от крови и напоминавших виноградины. Теперь укусы комаров казались лишь невинной детской шалостью и почти не замечались.
— Мбаса, мы скоро придем? — полным усталости голосом вопрошал принц. — Я уже пол-Африки прошагал!
— Еще пять или десять лун. Если не заблудимся.
— О, нет! Мы еще можем и заблудиться?!
— Дожди начинаются, теперь реки из берегов выйдут и все дороги размоет, не пройти.
— Скажи, что ты пошутил, — упрашивал негритенка принц. — Еще дождя и не было вовсе.
— Не было, но может начаться. А может и не начаться.
У Мбасы был такой уморительный вид, когда он пытался говорить серьезно, что Генрих не удержался от смеха. И как назло, именно в этот миг небо разверзлось и оттуда упала плотная стена дождя.