Лилобус
Шрифт:
— Ты не идешь в паб? — поинтересовался отец.
— Нет, я устал, работал всю неделю, и еще дорога. Пойду лучше лягу, — ответил он.
Отец покачал головой.
— Все-таки хотел бы я знать, почему ты приезжаешь домой. Почти никуда не ходишь, ничего не делаешь, и футбол совсем забросил. Ты мог бы здорово играть, кабы захотел.
— Нет, не мог, ничего у меня не получалось. Ты просто мечтал, чтоб я стал футболистом, и все. Не выходило у меня ничего.
— Ладно, тогда зачем ты приезжаешь? От чего ты бежишь…? — Он не успел договорить: чашка выпала у Кева из рук и разбилась, лицо побелело как снег.
— Бежишь? В смысле?
— Что там такое? Насилие, грязь, толпа хулиганов — что? Вроде зарплата у тебя приличная, и грех жаловаться, ты мне помогаешь… но ты молодой парень, тебе гулять надо, веселиться!
— Не знаю, папа, ничего у меня не выходит, — мрачно сказал он, — ни с футболом, ни с весельем.
— Зато у тебя замечательная работа в одном из самых замечательных зданий в Ирландии, и ты зарабатываешь себе на кусок хлеба, не то что эти шалопаи — вот сладкая парочка, висят у меня на шее. Один вроде Мартина де Поррес, отдаст первому встречному чуть не все, что на нем одето; другой — щеголь рыжий, все волосы скоро повычешет, столько в зеркало пялится — того гляди оно треснет. Ты, Кев, лучше всех, нечего себя обижать.
Кев Кеннеди, не ответив ни слова, отправился спать. Он лежал в постели, а за маленьким окном над магазином, выходившим на главную улицу, негромко шумел Ратдун.
Как оказалось, девушку Реда ждали в гости уже на следующий день, поэтому в задней комнате пришлось устроить генеральную уборку. А также расставить чашки вместо кружек, постелить на стол чистую скатерть, порезать хлеб на доске и выложить на тарелку, чтобы не было крошек. Из магазина принесли ветчину, помидоры и бутылку приправы для салата, и Ред сварил вкрутую три яйца.
— Это просто пир — она выйдет за тебя моментально, — заверил Барт Реда, который приценивался к пирогам в отделе замороженных продуктов.
— Хорош потешаться, лучше оглядись еще раз и представь, что подумал бы посторонний человек. — Ред на сей раз здорово втюрился. Ее звали Маэллой, у родителей она была единственная дочь и привыкла к куда большей роскоши, так что Кеннеди-старший и три его сына при всем желании едва ли смогли бы ее удивить. К тому же никто, кроме Реда, и не старался: отец не желал оставлять без присмотра магазин, Барт хотел навестить Джуди Хикки, а Кев — сходить на берег реки, где тишина и покой, и где можно забыть о том, что в этот самый момент происходит на одном дублинском складе с микроволновыми печами.
Маэлла должна была появиться в пять. Отец подвезет ее на машине, но в дом заходить не станет — пока рановато для этого. Братья заключили договор: Барт и Кев как приличные люди наденут галстуки, пиджаки и начистят ботинки; Ред сходит к Джуди Хикки и поработает пару часов — потому что на этой неделе ей не хватает помощников; к тому же он и сам успокоится. Никто не сквернословит, не ест руками и не ковыряется в зубах; но Ред обещает не вгонять их в краску, изображая окосевшего теленка, и не заставит развлекать Маэллу рассказами об их богатой приключениями жизни. Когда прозвонит колокольчик на двери магазина, они будут выходить к покупателям в порядке старшинства: сначала папа, потом Барт, потом Кев, потом папа, и так далее; Ред в любом случае не оставит их в одиночестве общаться с Маэллой.
Она оказалась милой и смышленой девушкой, и к тому времени, когда все сели за стол, она стала почти уже членом семьи. Какие они молодцы, сказала она, что подают масло на тарелке, а молоко в кувшинчике. Ее родственники, которые живут по соседству, разом суют грязные ножи в масло — им не хватает женщины, которая могла бы облагородить их нравы. Едва она заговорила об окультуривающем влиянии женщин, Ред стал изображать теленка, которого тошнит, и только после того, как его тихонько пнули, к нему вернулось нормальное выражение лица. Маэлла сообщила, что собирается мыть посуду, и что желающие могут вытирать чашки и тарелки; заметив, что полотенца не первой свежести, она отправила Реда за новой упаковкой в магазин.
— Просто райская жизнь! — сказала Маэлла, широко улыбаясь. — Магазин под боком, что может быть лучше?
Они в два счета вытерли посуду; почему-то в большой комнате стало так уютно, как не бывало уже долгие годы. «Мы с Рэдом немного прогуляемся по Ратдуну, а вы отдохнете от нас», — предложила Маэлла, и в полседьмого ухватила краснеющего и радостного Рэда под руку и повела на своеобразный круг почета по округе, к которой она решила примкнуть.
— Да, бедняга Рэд, считай, пропал. Окольцуют его! — рассмеялся Барт добродушно.
— Не мели вздор: да уж, бедняга! За любого из вас пойдет только сумасшедшая. Или ей надо быть храброй, как львица. — Отец, похоже, надежд не питал.
— Думаешь, она сумасшедшая? — с интересом спросил Кев. — А мне показалось, она разумная девушка.
— Конечно, разумная, но слишком уж хороша для него. Вопрос в том, когда она это поймет. — Барт и Кев обменялись взглядами. Очевидно, отца одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, он был бы рад жить вместе с милой, веселой Маэллой под одной крышей, но по совести, следовало бы предупредить девушку, что зря она решила связать судьбу с его сыном.
— Может, пусть сама разберется? — предложил Барт, и отец с облегчением согласился.
Кев неожиданно понял: а Барт здравомыслящий парень. Далеко не наивный ребенок, и не просто благотворитель. Но в отличие от Барта, Кев — обитатель Подземного мира, он теперь по другую сторону баррикад, и ни с кем поговорить все равно не сможет.
— Ты как насчет пинты пива в «Райанс»? Зайдем пораньше, потом толпа будет, — предложил Барт. Кеву идея пришлась по душе.
— Да, пожалуй, — сказал он глубокомысленно. Отец вернулся в магазин и пытался поймать волну, на которой по радио будут новости.