Лилобус
Шрифт:
А Джимми сейчас дома, наверное, пьет горячий кофе и читает «Айриш Таймс». Потом, быть может, пойдет в сад и пересадит растения — в сентябре можно пересаживать вечнозеленые культуры, если возникнет такое желание. Или займется музыкальным центром. Но только, пожалуйста, пусть не едет от скуки в город; пусть не встречается с кем-то за ланчем, выпивая и закусывая бутербродами с копченым лососем.
— Ты молодец, что приезжаешь домой, — вдруг сказала мать, словно прочла в его глазах тоску по настоящему дому. — Отец и правда очень рад, что ты с ним говоришь. Ты это видишь?
Джимми умолял не устраивать скандал — не ради этого он едет через
— Да, ему, похоже, нравится разговаривать, — ответил Руперт. — А это его не утомляет?
— Нет, он всю неделю готовится, думает, что скажет. Иногда меня просит записать мысли или просто ключевые слова. «Вот о чем надо поговорить с Рупертом», — и я записываю. Он часто забывает, что хотел сказать, а тут, когда надо, все под рукой.
Руперт мрачно кивнул.
— Например, ты рассказывал, что вы в рассрочку продаете квартиры в панельных домах; ему было интересно, какая тут правовая основа. Он сказал, что в его практике ничего такого не встречалось. Но попросил меня записать только два слова: «Панельный дом», — и потом, на тех выходных, не смог вспомнить, что же хотел сказать.
— Понятно, — ответил Руперт, стараясь проявить как можно больше сочувствия, и опасаясь, что проявит недостаточно.
— Но зато, — взмолилась мама, — на этой неделе он в ясном уме, правда? Почти все понимает.
— Да, почти все. Правда. Он говорил про ваш дом, спрашивал, как бы мы описали его у нас в каталогах. Я пошутил на эту тему, и он даже улыбался.
Мама Руперта осталась довольна.
— Хорошо, он улыбается нечасто. Очень хорошо.
— Мам, а не отдохнуть ли тебе, пока я здесь? Съезди в город, наверняка тебе туда надо. Я могу посидеть с отцом, принесу ему, если что попросит
— Нет, нет, я хочу, чтобы ты отдохнул, — ответила она.
— Мам, серьезно, я ведь и так ничего не делаю. — Он пожал плечами. — Я запросто могу посидеть с отцом, а ты потратила бы несколько часов на себя. — Он сказал это из лучших побуждений, но понял, что слова его были истолкованы совсем не так.
— Ты же у нас бываешь только на выходных, — взмолилась она. — Зачем терять время. Я и потом могу съездить в город: миссис Моррис или юная Мэри Бернс, жена Билли, с ним посидит. Пока ты здесь, я не хочу терять ни минутки.
— Конечно, разумеется, — произнес он, ужаснувшись собственной черствости. Джимми ни за что на свете такую глупость не сморозил бы. Джимми принес бы жизнь и смех в этот дом. Джимми, о Джимми.
Потом был ланч — такой, какой может приготовить только мама. Это же надо: так долго топтаться на кухне, подсушивать хлеб в тостере, обрезать корочки, раскладывать ломтики сыра, нарезать помидоры — а получается все равно непонятно что — пища тяжелая и без витаминов. Если б только она разрешила ему готовить. Но с другой стороны, он ни разу об этом не просил. Будто выдал бы чей-то секрет, признавшись, что может приготовить им легкий и вкусный ланч в четыре раза быстрей. Сам виноват, как всегда.
Отец весь день мучительно пытался общаться. И Руперт мучительно пытался отвечать.
Иногда с ними за рукоделием сидела мама. Она часто шила что-то для своей сестры — та была замужем за викарием и продавала разные безделушки на приходских благотворительных ярмарках. Отец старательно собирался с мыслями. Так хотел угодить сыну, что вспоминал старые добрые времена, когда он только приехал в город и открыл нотариальную контору — тогда все было иначе, гораздо лучше. Раньше отцу бесед о прошлом вполне хватало, но теперь, казалось, он решил доказать гостю, что его интересует все то странное и непонятное, чем гость зарабатывает себе на жизнь. Весь день в душе Руперт стонал: «Папа, успокойся. Прошу тебя, отдохни, ладно? У меня нормальная жизнь и я желаю вам с мамой только хорошего, но все это бессмысленно. Нам уже не о чем говорить!»
Под вечер он ощутил, что больше не в состоянии этого выносить. Он сообщил, что обещал помочь Джуди Хикки, и пора бы к ней заглянуть.
— Храбрая женщина, Джуди Хикки — она двадцать лет гордо смотрит людям в глаза, — сказал отец на удивление твердым голосом.
— А почему бы и нет? — стал защищать ее Руперт. — Она уже понесла суровое наказание.
— И выстояла, не скрылась и не уехала. Переселилась в сторожку, хотя раньше была хозяйкой усадьбы.
— И у нее отобрали детей, — добавила мама. — Вот что самое ужасное.
— Да, ладно. Ну, я ненадолго.
Оказавшись на воздухе, он ощутил, что снова может дышать. Он миновал площадь и направился ко флигелю возле Большого дома.
Джуди уютно устроилась у окна, словно кошка. Она ему не обрадовалась — наоборот, едва не отправила обратно. Она и правда похожа на Джимми, только мягкости убеждения ей не хватает: Джимми стал бы объяснять, что так и так поступить разумней, а Джуди внушала, что это его долг и обязанность.
Но она не шутила. Она встала, потянулась и сказала, что намерена пойти погулять в мужнином лесу. «В лесочке Джека Хикки», — так она его называла. Она велела говорить о чем угодно, лишь бы показать отцу, что ему не все равно.
Но о чем говорить? Нельзя же сказать, что при мысли о любовнике, который, вероятно, ему изменяет, его сердце разрывают шипы ревности. И вообще, с отцами никто не может откровенничать — ни про любовников, ни про любовниц. Но Руперту еще хуже: он не мог рассказать о своей жизни, о прекрасных цветах, которые они с Джимми посадили и как в июле расцвел темно-синий ковер, и как они фотографировались на его фоне. Трудно говорить о саде, не упоминая Джимми, потому что они неотделимы друг от друга — как дом, приготовление обедов и ужинов, праздники, чтение, смех, и прочие обычные повседневные дела.
Немного обиженный резкостью Джуди, он отправился домой. Проходя мимо магазинчика Кеннеди, он увидел, как двери открывают высокой миловидной девушке. Рыжеволосый Эдди Кеннеди смотрел на нее с глупой улыбкой: должно быть, женихаются. Она очень хороша собой. Как просто было бы жить, если бы только на роду ему было написано влюбиться в высокую миловидную девушку, которая принесет жизнь и смех в его тихий дом.
Вдруг он представил себе, что в доме появится Джимми. Представил, как он останавливается у порога, прикасается к побегам клематиса и восхищенно сгребает их в ладони. И говорит маме Руперта: «Сядьте, отдохните, а мы с вашим сыном-балбесом в кои-то веки приготовим вам ужин». И рассказывает отцу Руперта разные истории о школе для мальчиков, где он преподает, какие у них зарплаты и премии, и какой кошмар эти школьные концерты. Как они спокойно идут вместе в «Райанс», пропустить стаканчик-другой, пока готовится обед. Джимми внесет в их дом куда больше тепла и света, чем какая угодно розовощекая девушка с зажиточной сельской фермы.