Лилобус
Шрифт:
Она запретила Руперту тратить выходные на работу у нее саду. Он приезжает домой для того, чтобы побыть с родителями — провести время с отцом, которому уже недолго осталось, поддержать маму, — а если он уходит из дома, то какой тогда смысл уезжать из Дублина. Джуди была непреклонна, хотя Руперт уверял, что он не прочь поработать и поразмять косточки. Не надо тратить последние месяцы или недели жизни своего отца на возню в саду какого-то постороннего человека.
— Ты не посторонний человек, Джуди, ты друг, — ответил Руперт. Это ей тоже было приятно.
Суббота выдалась погожая и солнечная. Жизнь в городке, казалось, бьет ключом. Так бывало порой: Ратдун гудел, как пчелиный улей, а иной раз на выходных все впадали в такую спячку, что даже торнадо на Патрик-стрит никого бы не разбудил. Она видела, как Нэнси Моррис рыщет по улице, будто охотится за кладом; как Кев Кеннеди вошел в отцовский магазин и вышел оттуда с таким лицом, будто его настигла мафия и припомнила старые счеты. Стоило ступить на дорогу, как тебя едва не сбивала машина, не пойми откуда возникшая. Миссис Кейси в своей развалюхе везла в город мать Нэнси Моррис; Мики Бернс с серьезным лицом шел сперва за покупками, потом по ягоды вместе с детьми своего брата Билли — Джуди впервые видела его таким озабоченным. Ей встретилась и Силия — та вела машину со взглядом гонщика, который полон решимости выиграть ралли. Том Фицджеральд зашел на пару часов поработать в саду, сообщив, что этим утром ни от единого члена семьи не услышал грубого слова, и ему это стало казаться подозрительным, и он решил не искушать родных: а то вдруг кто-то не выдержит и сорвется. Ей попалась на глаза и Ди Берк: печальная и безучастная, она везла маму в город, а та болтала без умолку, не ведая печали. И кто-то при этом считает, что за городом жизнь тихая и спокойная. Как-нибудь надо пригласить на выходные Карен и Криса — на ближайшие праздники, например — если они не закроются к тому времени.
Ред Кеннеди пришел повозиться в земле за компанию со своим братом Бартом.
— И много за это в Дублине платят? — спросил он, рассматривая коробочки с семенами.
Джуди задумалась.
— Нет, немного. У нас размах не тот — наверное, в этом дело. Если бы мы торговали с лотка у дороги, тогда, пожалуй, была бы прибыль; или же надо иметь сеть крупных тепличных хозяйств и фирменных магазинов. Однако, мы не сдаемся.
Но она сама только еще ясней поняла, что напрасно тратит силы — не только свои; впустую трудятся такие хорошие ребята, как Барт, Ред, Мики, навещавший ее на прошлой неделе, и племянники Тома Фицджералда, которые возились у нее в саду, когда приезжали домой из школы. Разве честно просить их о помощи, когда вся эта затея обречена на неудачу? Они работают не ради денег — да и нечем ей было бы заплатить; но все равно, имела ли она право принимать эту помощь? Она подумала, что Крис и Карен, наверное, очень переживают — в том числе из-за нее. Они считают, что перед ней в долгу, что обязаны обеспечить ей работу и доход, потому что она их поддерживает. Вот было бы здорово получить письмо от адвоката-американца с уведомлением, что покойный Джеймс Джонатан Хикки, проживавший в Сан-Франциско, штат Калифорния, оставил ей наследство, и дети прилетят и лично вручат документы. Жаль, что это лишь мечты. Встречу с детьми она представляла себе часто, но о деньгах подумала впервые. Да, она даже была бы готова принять наследство от Джека, и не обязательно из рук детей. Что угодно, лишь бы помочь Крису и Карен.
Вскоре Джуди велела всем отдыхать. Главный секрет ее успеха заключался в том, что она объявляла перерыв раньше, чем ее помощники успевали устать.
Всем вручили по большому бокалу ягодного вина, которое, как говорят, куда лучше всякого пива в «Райанс» и пробирает куда сильней. Они уселись на стену и стали пить вино и греться на солнышке, а потом братья Кеннеди ушли домой.
В домике было темно. Отмывшись от земли, Джуди ощутила, что может расслабиться, и уселась на подоконникe, заложив руки за голову.
— Ты похожа на кошку, — сказал Руперт с порога. Дверь в доме не запиралась ни летом, ни зимой.
— Это хорошо. Кошки не напрягаются, — ответила Джуди.
— А ты напрягаешься? — поинтересовался он.
— Голова — да. Беспокоится о ерунде вроде денег. Раньше меня деньги совсем не волновали.
— Наверное, ты знала, где их брать.
— В старые добрые времена где брала, я тебе говорила, а с тех пор они и не были мне особо нужны. Я просто хочу, чтобы магазинчик не закрыли, вот и все.
Руперт сел в кресло-качалку, послышался скрип. Он тут же встал и принес масло.
Джуди поблагодарила его, но заметила, что в доме его родителей тоже есть кресло-качалка — там ему и надо бы сидеть.
— Нам не о чем говорить, я не могу, надо отвлечься хоть чуть-чуть, — пожаловался он.
— Только совсем чуть-чуть, — согласилась Джуди.
— Просто он пытался беседовать. Спрашивал, много ли домов на рынке и все такое. — Лицо Руперта перекосилось от боли.
— И что в этом плохого? Ему лучше, он в сознании, помнит, где ты работаешь. Интересуется, как ты живешь.
— Мама говорит, что он радуется тому, что я дома. Но ему все равно. Вообще все равно.
— А тебе не все равно? — Джуди встала и потянулась. Запасы сочувствия у нее истощились. — Послушай, Руперт Грин, я больше ни единой минуты не отниму у твоего отца. Пойду прогуляюсь в лесочке Джека Хикки.
Ей показалось, что Руперт обиделся.
— Мальчик мой, прошу тебя. Подумай, сколько лет потом ты будешь мучиться и думать: «Хоть бы я сел с ним рядом, поговорил, неважно о чем». И, пожалуйста, пожалей маму. Потом встретимся в «Райанс», и можешь угостить меня пинтой того искусственного напитка, который там именуют «охлажденным вином».
Он просиял.
— Правда? Вот здорово.
— Но только после того, как он уснет, а ты уделишь ему хоть каплю внимания.
— А то я не уделяю?
— Уделяешь. Но ему было почти пятьдесят, когда ты появился на свет, и он терпел твой крик и рев и не спал по ночам, когда у тебя резались зубы. А потом ты вырос и не стал его партнером: он не смог назвать фирму «Грин и Сын», и теперь на вывеске «Грин и МакМэхон». Иди, посиди с ним, поговори хоть о чем-нибудь. Какая разница, что это пустая формальность — ты рядом, и стараешься… и это главное.
— А когда мы пойдем в «Райанс»? — с нетерпением спросил он.
— Руперт! Ступай домой! У нас что, свидание? И «Райанс» не ресторан, а деревенский паб. Я приду, когда захочу. Сперва дождись, пока твой отец крепко уснет, и побудь немного с мамой.
— Около девяти, да? — не унимался Руперт.
— Хорошо, около девяти, — смирилась Джуди.
Она надела ботинки. Уже давно она не гуляла по лесу. Три монахини, которые проводили в большом доме экуменические конференции и епархиальные семинары, смутно помнили, что его хозяйкой когда-то давно была миссис Хикки. Они всегда были к ней добры и позволяли гулять везде, где захочется. Но, наверное, в душе были рады, что эта странная, похожая на цыганку женщина в цветастых платках не злоупотребляет их любезностью. Возле дома она не появлялась и довольствовалась тем, что иногда гуляла в старой роще и собирала цветы. Иногда она оставляла им на пороге пышный букет колокольчиков, завернутый в мокрые листья. Она ни разу не позвонила в дверь и не попросилась в гостиную. Отношения полностью устраивали обе стороны.
Но в этот раз Джуди отправилась в лес не просто так. Не для того, чтобы праздно гулять, любуясь природой. Нет, сегодня у нее была цель.
Она нашла то, что искала — среди деревьев, поросших плющом. Грядка заросла сорняками, но осталась в целости и сохранности — поваленное дерево надежно скрывало ее от самых зорких глаз. Она перебралась через ствол и присмотрелась к побегам. Здесь двадцать два года назад она посеяла коноплю, с тех пор многие растения погибли, или дали семена и зачахли. Но какие-то остались живы и не потребуют особого ухода.