Лиловый (Ii)
Шрифт:
И тем не менее, пусть у него было каменное лицо, Уло по-прежнему кормил ее и не прогонял. В этом было что-то... и она смотрела на его широкие плечи и думала о том, что с ним она в полной безопасности. Что бы ни случилось, он не бросит ее...
Дня через два он вернулся с работы, -- Нина теперь сидела в комнате и только занималась рукоделием, а иногда и вовсе ничего не делала, -- и сказал ей:
– - Собирайся.
Она даже напугалась, но послушно собрала свои малочисленные вещи в узелок. Уло, правда, и собственные пожитки стал собирать, пока комната не оказалась пустой. Он взял ее за руку и повел за собой, и тут до Нины дошло, что это означает.
Комнаты предназначались
Внутри было темно, из-за прикрытой двери доносились чьи-то голоса. Он поднялся по лестнице.
– - Эти две комнаты будут наши, -- сказал он ей.
– - Раз уж ты не работаешь, наводи тут порядок.
У Нины просто не было слов; она поймала его за небритые щеки и целовала, а потом кружилась по комнате, пока не споткнулась, -- ее щиколотка зажила не до конца, -- и едва не рухнула. Уло не улыбнулся, но поддержал ее и даже потрепал по волосам.
Это были комнаты не из лучших; Нина убила неделю на то, чтобы привести их в божеский вид. Сам дом был старый, и рамы на окнах потрескались, а нижний этаж занимало шумное семейство часовщика, у которого оказалась до чудного сварливая жена, а их младший сын попытался приставать к Нине на второй же день. И все равно она была счастлива, будто Уло привел ее жить во дворец; ей казалось, будто ее жизнь обрела какой-то новый смысл, и ужасные машины окончательно ушли, оставили ее в покое. Нина очень старалась быть полезной для Уло, насколько могла, а в свободное время даже стала учиться у старого часовщика грамоте.
Это желание возникло в ней неспроста: Уло часто читал какие-то замусоленные книги при свете лампы, и Нина чувствовала, какая она никчемная и глупая в сравнении с ним. Она ничего толком не умела, даже читать, и поговорить с ней ему было не о чем; он время от времени, правда, заводил разговоры, но все, что Нина знала, были сказки, которые в детстве ей рассказывала мать. И Уло снисходительно слушал ее, даже спрашивал что-то.
К середине зимы она освоила азы грамоты и пыталась читать все надписи, какие только видела. Она читала сокращенные обозначения на схемах, какие Уло приносил домой, и заголовки его книг, а потом обнаружила, что на коробках с продуктами тоже, помимо рисунков, что-то написано, и стала читать и эти названия. По вечерам, пока Уло копался в своих схемах, Нина часто задумчиво сидела за столом, расставив перед собой разнообразные упаковки, и читала вслух:
– - Мо-ло-ко. Кру-па. Су-ше-ны-е я-го-ды.
Он ничего не говорил ей и не улыбался, но однажды ей никак не удавалось прочесть слово, и он легко, будто между делом подсказал ей:
– - Ацидофилин.
– - Что это?
– - спросила Нина.
– - Открой упаковку да попробуй, -- ответил Уло и усмехнулся. Она смотрела на него, завороженная его улыбкой, и не сразу сообразила исполнить его рекомендацию. "Ацидофилином" оказался тот же кефир, только будто бы более густой.
Упаковки, впрочем, особым разнообразием не отличались, а за книги браться она пока не решалась, и Нина стала отыскивать все, что могло нести на себе какие-нибудь надписи. Так она рылась в настенном шкафчике и нашла красивую коробку, на дне которой еще оставалось немножечко чая. На коробке было что-то написано, Нина попыталась прочесть это и поняла, что буквы совершенно незнакомые.
Она стояла и внимательно разглядывала упаковку. Она раньше никогда не интересовалась тем, откуда у Уло такой вкусный чай, и упаковка была сделана так безукоризненно, а из какого материала -- Нина не смогла определить, даже когда поколупала ее ногтем и попробовала на зуб.
Она хотела
Она спросила у часовщика на следующий день:
– - А эти буквы -- единственные?
– - Что ты имеешь в виду?
– - не понял старик.
– - Ну, а может, в других городах пользуются другими буквами?
– - Нет, -- страшно удивился он.
– - С чего ты взяла? Мы всегда пользовались только этим алфавитом, на нем писали еще тысячи лет назад, и на всей планете используют лишь его.
Нина пожала плечами и ничего не сказала.
Почему-то ей казалось, что Уло лучше об этом не спрашивать; но женщины любопытны, как кошки. Уло подолгу отсутствовал, а Нина была дома одна. Он хранил свои инструменты во второй комнате, разложил их на полках и кособоком столе, и она раньше заходила туда, только чтоб убраться, а теперь стала заходить и рассматривать их. Большинство вещей было ей знакомо, пусть она знала названия не для всех: всевозможные отвертки, плоскогубцы и гаечные ключи не были для нее чем-то удивительным.
Она вытирала пыль на столе и нашла маленькую коробочку из такого же неведомого материала, заваленную конденсаторами. Она не заметила бы ее, если б не уронила банку с ними, тускло-красные цилиндры с ножками рассыпались по полу, Нина вполголоса костерила себя за неуклюжесть и подобрала коробочку. Предназначение этой штучки для нее осталось загадкой, как и то, отчего коробочка была спрятана, -- иначе не скажешь, -- в банке с конденсаторами. Нина попыталась открыть коробочку, но у той будто даже не было видимых швов, и на зуб она была не похожа ни на один металл, который был известен женщине. Зато на коробочке была красивая маленькая кнопочка, она нажала, и вдруг прямо на поверхности коробки вспыхнул квадрат призрачного света, на котором были какие-то символы, -- она даже не была уверена, буквы это или цифры. Символы светились, потом угасли. Нина, перепуганная, спрятала коробочку обратно и поставила банку с конденсаторами на место.
Она ничего не сказала Уло. В ту ночь она долго не могла уснуть, все возилась у него под боком, пока он не рассердился на нее, молча поймал и прижал к себе так, чтоб она уж не могла пошевелиться; Нина стихла, глядя в черную пустоту перед собой.
***
Сигналы продолжали уходить в космос без ответа. Техники качали головами; некоторые советники опять высказали мнение, что пора готовиться к обороне, но он лишь поднял руку в запретительном жесте.
– - Эту войну силой не выиграть, -- сказал он позже.
– - Только хитростью. Бездушные отродья сильнее нас, и всегда были, иначе нашему божественному предку не пришлось бы бежать. Именно поэтому я и считаю, что мы должны обмануть их. Заинтриговать собой, заставить выйти на связь, доказать им, что мы глупы и беспомощны. Быть может, даже сделать вид, что мы хотим пойти по их пути. Неужели они откажутся повести нас по дороге духовной смерти!..
В чем они были правы, -- это в том, что дольше сидеть без действия было нельзя. И Фальер в ту ночь долго лежал без сна, раскинув руки, и смотрел в белый потолок, но видел перед собой черноту в сиянии звезд.
Тоненькие ниточки вели от звезды к звезде. Его задачей было выбрать.
Он сделал выбор, хоть наутро у него сильно болела голова, и призвал к себе Марчелло Тегаллиано, ответственного за спокойствие в окраинных кварталах. Тегаллиано был полный коротышка с пронзительным жестоким взглядом, в молодости бывший управляющим на одном из заводов, знал в совершенстве, каким образом думают закованные, и любого из них мог вывести на чистую воду; не один был по его почину уволен за воровство или халатность.