Лимонный стол
Шрифт:
Безмолвие [63]
По крайней мере одно чувство во мне нарастает с каждым проходящим годом — томительное желание увидеть журавлей. В это время года я стою на вершине холма и вглядываюсь в небо. Сегодня они не появились. Только дикие гуси. Гуси были бы прекрасны, если бы не существовали журавли.
Молодой человек из газеты помог мне скоротать время. Мы говорили о Гомере, мы говорили о джазе. Он не знал, что моя музыка была использована в «Певце джаза» [64] . По временам невежество молодых меня возбуждает. Такое невежество сродни безмолвию.
63
The Silence © Перевод. И. Гурова, 2006
64
Первый звуковой фильм, вышедший на экраны в США в 1927 году.
Хитро, только через два часа, он спросил о новых сочинениях. Я улыбнулся. Он спросил про Восьмую симфонию. Я сравнил музыку с крыльями бабочки. Он сказал, что критики жалуются, будто я «исписался». Я улыбнулся. Он сказал, что некоторые — разумеется, не он! — обвинили меня в пренебрежении моим долгом — как-никак, я получаю пенсию от государства. Он спросил, когда именно будет завершена моя новая симфония. Я не улыбнулся.
— Это вы мешаете мне ее завершить, — ответил я и позвонил, чтобы его выпроводили.
Мне хотелось сказать ему, что я, когда еще был молодым композитором, написал вещицу для двух кларнетов и двух фаготов. Предел оптимизма с моей стороны, поскольку в стране тогда было только двое фаготистов, и один из них страдал чахоткой.
Молодые выбираются наверх. Мои естественные враги! Ты готов символизировать для них отца, а они чихать хотели. Быть может, и не без основания.
Само собой разумеется, что художника не понимают. Это нормально, а через какой-то срок становится привычным. Я только повторяю и настаиваю: не понимайте меня правильно.
Письмо от К. из Парижа. Он беспокоится из-за указаний темпов. Ему необходимо мое подтверждение. Ему необходимо указать метронимическое обозначение темпа для Allegro. Он хочет знать, относится ли doppo piu lento [65] у буквы «К», во второй части только к трем тактам. Я отвечаю: маэстро К., я не хочу мешать вашим истолкованиям. В конце-то концов — извините, если я кажусь слишком самоуверенным, — но правду можно выразить более, чем одним способом.
65
в два раза медленнее (ит.).
Помню мой разговор с Н. о Бетховене. По мнению Н., когда колеса времени сделают следующий оборот, лучшие симфонии Моцарта все так же будут тут, тогда как симфонии Бетховена останутся валяться на обочине позади. Типично для наших расхождений. Я не питаю таких чувств к Н., как к Бузони и Стенхаммару.
Мне сообщили, что мистер Стравинский невысокого мнения о моей технике. Я считаю это величайшим комплиментом из всех, какие я получал за свою жизнь! Мистер Стравинский принадлежит к тем композиторам, которые мечутся между Бахом и новейшими модернистскими модами. Но технике в музыке не учатся в школах с черными досками и мольбертами. Вот тут мистер И.С, бесспорно, первый ученик в классе. Но если сравнивать мои симфонии с его мертворожденными претенциозными поделками…
Французский критик, тщась облить презрением мою Третью симфонию, процитировал Гуно: «Только Бог творит в до мажоре». Вот именно. Как-то Малер и я обсуждали сочинение музыки. По его мнению, симфония должна быть подобна вселенной и включать в себя все. Я ответил, что суть симфонии — форма; строгость стиля и глубокая логика — вот что создает внутреннюю связь между темами.
Когда музыка — литература, это плохая литература. Музыка начинается там, где иссякают слова. Что возникает, когда иссякает музыка? Безмолвие. Все другие виды искусства устремлены к обретению свойств музыки. К чему устремлена музыка? К безмолвию. Если так, то я добился успеха. Теперь я не менее знаменит моим долгим безмолвием, чем прежде моей музыкой.
Конечно, я все еще могу сочинять пустячки. Интермеццо на день рождения новой жене кузена С, чья педализация вовсе не так безупречна, как она воображает. Я могу откликнуться на призыв государства, на прошения десятка деревень, у которых есть флаг, чтобы вывешивать. Но это только притворство. Мой путь почти завершен. Даже мои враги, не терпящие моей музыки, признают, что в ней есть логика. Логика музыки со временем приводит к безмолвию.
А. обладает силой характера, которой не достает мне. Не напрасно она дочь генерала. Другие видят меня знаменитостью с супругой и пятью дочерями. Петух на заборе. Они говорят, что А. принесла себя в жертву на алтаре моей жизни. Однако я ведь принес свою жизнь в жертву на алтаре моего искусства. Я очень хороший композитор, но как человек… хм-м-м, это совсем другое дело. Тем не менее я любил ее, и мы знавали некоторое счастье. Когда я познакомился с ней, для меня она была йозеффсонской русалкой со своим рыцарем среди фиалок. Хуже стало только потом. Дали о себе знать демоны. Моя сестра в психиатрической больнице. Алкоголь. Невроз. Меланхолия.
Подбодрись! Смерть уже за углом.
Отто Андерссон составил мое генеалогическое древо до того подробно, что я просто заболеваю.
Некоторые считают меня тираном, потому что моим пяти дочерям всегда запрещалось петь дома или играть на каких-либо музыкальных инструментах. Никаких веселых повизгиваний непослушной скрипки, ни взволнованной флейты, которой не хватает воздуха. Как! Никакой музыки в собственном доме великого композитора! Но А. понимает. Она понимает, что музыка должна приходить из безмолвия. Приходить из него и в него возвращаться.
Сама А. тоже оперирует безмолвием. Меня — Бог свидетель — можно за многое упрекнуть. Я никогда не представлялся мужем, каких хвалят с церковных кафедр. После Готенберга она написала мне письмо, которое будет со мной, пока не наступит rigor mortis [66] . Но в обычные дни она удерживается от упреков. И в отличие от всех прочих не спрашивает, когда будет закончена моя Восьмая. Она просто хлопочет вокруг меня. По ночам я сочиняю. Нет, по ночам я сижу за своим письменным столом с бутылкой виски и пытаюсь работать. Потом я просыпаюсь — голова на партитуре, рука сжимает воздух. А. забрала виски, пока я спал. Мы об этом не говорим.
66
посмертное окоченение (лат.).
Алкоголь, который я однажды отвергнул, теперь мой самый верный товарищ. И самый понимающий.
Я ухожу один пообедать в одиночестве и поразмыслить о смертности. Или я иду в «Кэмп», «Сосьете чусет», «Кёниг» обсудить эту тему с другими. Странность того, что Человек lebt nur einmal [67] . В «Кэмпе» я присоединяюсь к сидящим за лимонным столом. За ним разрешено — и даже обязательно — говорить о смерти. А. не одобряет.
У китайцев лимон — символ смерти. Стихи Анны Марии Ленгрен [68] — «Погребенный с лимоном в руке». Вот именно. А. пытается запретить это, ссылаясь на морбидность. Но кому разрешена морбидность, как не трупу?
67
живет один раз (нем.).
68
Шведская поэтесса (1754–1817).