Линия красоты
Шрифт:
Ник поймал себя на том, что задается вопросом, как они выглядят со стороны, что думают о них окружающие — хотя бы вот эта парочка рядом. Вокруг становилось все шумнее; возникло смутное ощущение гетеросексуальной угрозы. Ник догадывался, что другие кандидаты назначали Лео свидание в гей-барах, но сам на это не осмелился. И теперь об этом жалел: ему хотелось большей свободы действий. Хотелось погладить Лео по щеке и — с тихим вздохом побежденного — поцеловать.
О личном речь почти не шла. Ник сразу понял, что Лео не слишком интересуется его семьей, родным городом, его жизнью. Впрочем, пару раз ему удалось заинтересовать нового друга — веселым и неискренним упоминанием о Тоби, который, хоть, по правде сказать, и весьма привлекателен, Ника совершенно не интересует (он боялся, что, узнав
— В основном французская мебель, — добавил Лео.
Первое, что он сказал о своем прошлом, — и сразу перевел разговор на другое.
Себя Лео в самом деле любил — в этом Кэтрин со своей графологией не ошиблась. Однако свои чувства не выставлял напоказ. Вместо этого говорил о себе так, как Ник никогда бы не осмелился — как об одном из многих. «Я из тех парней, — говорил он, — которым постоянно нужен секс». Или: «Да, я из таких: всегда говорю, что думаю». На миг Нику показалось, что Лео мысленно противопоставляет себя ему.
— Не терплю нытья, — сурово произнес Лео. — Я не из нытиков.
— Разумеется, — передернувшись, отвечал Ник.
Возможно, так и следует говорить о себе, особенно на первом свидании, однако скромность и природное отвращение к вульгарности удерживали Ника от ответов в том же духе («Я из тех парней, что Вордсворту предпочитают Поупа», «Я тоже с ума схожу по сексу, только пока ни с кем не спал» и т. п.). Но и это ему нравилось. Нравилось, что Лео так не похож на товарищей-оксфордцев, с которыми можно вести тонкие интеллектуальные разговоры, понимая друг друга с полуслова; нравилась жесткая самоуверенность нового друга, за которой, как он с тайным молчаливым превосходством подозревал, все же должны были крыться какие-то сомнения.
После третьего стакана Ник размяк: начал откровенно пожирать взглядом губы и шею Лео и воображать, как расстегивает на нем шелковую, туго облегающую плечи рубашку с коротким рукавом. Лео на секунду прикрыл глаза, словно подмигнул обоими сразу — таинственный и иронический сигнал, значение которого Ник не понял. Может быть, Лео заметил, что он пьян? Ответных сигналов Ник не знал: он широко улыбнулся и сделал еще один быстрый глоток. Он уже понял, что Лео, должно быть, пьет кока-колу с детства, это укоренившаяся привычка, ставшая частью его самого, не подлежащая оценке и критике. Родители Ника этого (как и многого другого) не одобряли, и кока-колы в доме не бывало никогда. Лео, конечно, об этом не догадывался, но стакан колы в руке Ника был тайным знаком отречения, и ее терпкая сладость сливалась с другими впечатлениями нынешнего вечера в сложном ощущении ночной тьмы и свободы.
Лео зевнул. Ник устремил восхищенный взгляд на его безупречные белоснежные зубы. Накрыл его руку своей — и тут же об этом пожалел, потому что Лео взглянул на часы.
— Смотри-ка, уже поздно, — заметил он. — Не хотелось бы задерживаться.
Ник уставился в стол и пробормотал:
— Ты спешишь?
Попытался улыбнуться, но лицо застыло, как маска. Рука механически двигала стакан кругами по деревянному столу. Подняв наконец глаза, Ник обнаружил, что Лео смотрит на него, иронически выгнув бровь.
— Конечно, спешу. К тебе.
Ник густо покраснел и заулыбался, словно ребенок, которого сперва подразнили, а потом вознаградили похвалой или подарком. Однако затем пришлось сказать:
— Боюсь, ко мне не получится…
— Негде? — Лео взглянул ему в лицо.
Ник поморщился и ответил не сразу. Правда в том, что он не может так поступить с Рэйчел и Джеральдом, это вульгарно и небезопасно, это все разрушит, их шутливое и хрупкое взаимопонимание рассеется как дым.
— Не получится, — повторил он. — Давай лучше к тебе.
Лео пожал плечами.
— Далеко очень, — проговорил он.
— Доеду домой на автобусе, — с готовностью предложил Ник, который по справочнику «Весь Лондон» изучил район Лео, начиная от исторических памятников и кончая автобусными остановками.
— Да нет… — Лео как-то неохотно улыбнулся; Ник понял, что он смущен. — Понимаешь, моя старушка дома. — В первый раз он проявил неуверенность и смущение, прикрытые иронией; было в этом что-то очень латиноамериканское и одновременно — от лондонских низов, что-то такое, от чего Нику захотелось вскочить и его поцеловать. — Она у меня такая верующая, просто сил нет, — добавил Лео с коротким смешком.
— Понимаю, — ответил Ник.
Летняя ночь — и двое, которым некуда пойти… Пожалуй, даже романтично.
— У меня есть идея, — медленно начал он. — Ты не против того, чтобы… э-э… побыть на свежем воздухе?
— А какая разница? — откликнулся Лео, лениво оглянувшись через плечо. — На улице так на улице. Я не из ханжей.
Ник смущенно рассмеялся. Сам он не вполне понимал, как это — заниматься сексом на улице или даже, как однажды слышал, «на Оксфорд-стрит». Однако Лео встал и перешагнул через скамью: уж для него-то здесь явно никаких загадок не было, и он не сомневался, что и Ник в этом деле не новичок. С застывшей на губах улыбкой Ник встал следом за ним. Он чувствовал себя беспомощным, песчинкой в потоке событий, — впереди простирались полчаса пугающей и манящей неизвестности, и сердце его отчаянно билось, когда он смотрел, как Лео привычно отстегивает от фонарного столба мотоцикл.
Надо сказать Лео, что у него это в первый раз: но что, если это его отпугнет, или он сочтет, что с девственником скучно? Ник молча смотрел на затылок Лео, на его шею — шею незнакомца, к которой скоро, уже совсем скоро ему будет разрешено прикоснуться. Из-под воротничка рубашки вылез и задрался вверх ярлычок «Мисс Селфридж» — и это было так трогательно и соблазнительно! На спине под рубашкой перекатывались тугие мускулы, а когда Лео присел на корточки и низко сидящие джинсы отстали от спины, фонарь осветил тугую резинку его трусов и над ней — шоколадную кожу и темное углубление там, где спина разделяется надвое.
Он отпер ворота и пропустил Лео вперед.
— Ездить на мотоцикле в парке не разрешается, но, полагаю, ты можешь вести его за руль.
— Полагаю, толкать дерьмо в этом парке тоже не разрешается, — передразнил Лео, как видно не заметив иронии в нарочито высокопарном тоне Ника.
Ворота захлопнулись с тихим масляным щелчком, Ник и Лео остались одни на лужайке, в сгущающихся сумерках позднего вечера. Нику хотелось обнять и поцеловать Лео прямо сейчас, но он робел. Слова «толкать дерьмо» прозвучали недвусмысленно и потому ободряюще, но очень уж неромантично… Они осторожно двинулись вперед, в шаге или двух друг от друга, отыскивая дорожку. Стало прохладно, но Ник отчаянно дрожал не от холода. Пальцы сделались странно неуклюжими, словно в тесных перчатках. Даже в темноте он опасался, что Лео заметил блуждающую по его лицу дурацкую усмешку. Ник очень надеялся, что «толкать» предстоит именно ему — но когда об этом заговорить и как? Наверное, все как-то само собой станет ясно. А может, им придется меняться ролями? Мотоцикл, подпрыгивая на гравии, катился рядом, Лео придерживал его за седло — получалось, как будто он рулем указывает дорогу. Справа возвышался полукруг старых деревьев, и среди них один медный бук с ветвями до земли, под которыми, как в шатре, даже в полдень было сумеречно и прохладно. Слева виднелась гравиевая дорожка, а за ней — высокий силуэт дома и сложный, прерывистый ритм светящихся окон. Пока они шли по лужайке, Ник украдкой считал окна, ища дом Федденов, и нашел балкон второго этажа, свет, неприступно и гордо сияющий за застекленной дверью.