Линия огня
Шрифт:
Мы в ударном темпе проскочили через Рыжий лес. Вступать в открытое боестолкновение с закованными в броню бойцами было полным безумием, поэтому нашим единственным шансом оставалось опередить их, пока они не достигли контролируемой Радаром территории, и встретить в лоб грамотно организованной засадой. Мы поднажали еще. Однако я понемногу начинал нервничать: лес уже заканчивался, но противника нам так пока и не удалось догнать. Похоже, я здорово недооценил их способность быстро перемещаться в тяжелых защитных скафандрах, приводимых в движение пневматикой.
Хвоя на деревьях вокруг много лет назад приобрела ярко-рыжий цвет: то ли от воздействия радиации, то ли от периодического попадания
В конце концов мы выскочили из леса. Все оказалось напрасно; мы опоздали. Тропа, пробитая тяжелыми экзоскелетами, выбегала из леса и, скатившись с пригорка, упиралась в границу безжизненного, выжженного, черного пространства на склоне пологого холма. Многолетнее постоянное воздействие электромагнитного поля Радара, сопоставимое с воздействием гигантской микроволновой печи, убило на этой территории все, что могло двигаться или расти. Осенний ветер уныло гонял низко над растрескавшейся землей невесомые облачка пепла. Идеально ровные окружности гравиконцентратов были издалека видны на пепелище – они имели не серый, а черный оттенок, потому что пепел в них был плотно спрессован под давлением в несколько сот атмосфер. Мертвые заросли кустов и уродливые почерневшие деревья торчали посреди долины надгробными памятниками самим себе. Обычно бродяги остерегались даже приближаться к этой зловещей границе между Милитари и Радаром, поскольку она периодически гуляла, то приближаясь к АЭС, то отдаляясь от нее на несколько сотен метров.
Я надвинул на глаз прицел от «хопфула», повертел головой. Группа монолитовцев обнаружилась далеко впереди нас, они брели через выжженное, замусоренное беспорядочно разбросанными железобетонными блоками и огромными кабельными катушками пространство к видневшемуся вдали величественному комплексу зданий Чернобыльской станции, окруженному высокими многорядными заборами из колючей проволоки. От полуразрушенного Четвертого энергоблока, заключенного в растрескавшийся бетонный Саркофаг, во все стороны разбегались высоковольтные линии – словно натянутые на гитарный гриф струны, словно артерии, тонко вибрирующие под напором струящегося по ним тока. Когда-то ЧАЭС снабжала электричеством обширные территории Украины и Белоруссии. Теперь большинство опор линий электропередачи в Зоне были покорежены и повалены бушевавшими здесь когда-то катаклизмами, часть проводов была оборвана, а часть давно исчезла, – но здесь, в самом сердце Зоны, все содержалось в образцовом порядке, и я готов был поклясться, что по этим проводам по-прежнему подается куда-то огромное количество энергии. ЧАЭС питала энергией огромный купол аномального поля Зоны, хотя и была полностью заглушена более двадцати лет назад. Возможно, источником питания служил теперь легендарный Монолит, который, по утверждениям некоторых, находился под Саркофагом.
– Всё, – безнадежно проговорил Патогеныч, утирая пот со лба. – Вот теперь действительно всё. Жаль, но… – Он покосился на меня – я по-прежнему не отрываясь смотрел вслед безумным сталкерам, уводящим мою подругу. – Хемуль, прости, но надо уходить. Я все понимаю, но нас может накрыть излучением. Динка…
Гусь вдруг сбросил
– Не вздумай! – вскинулся Патогеныч. – Всех все равно положить не успеешь, а гауссы оттуда добьют до нас не хуже снайперок!..
– Хемуль, ты видишь то же, что и я? – сосредоточенно проговорил малолетка, глядя в оптический прицел и начисто игнорируя моего приятеля.
– Похоже на то…
– Что вы видите?! – психанул Патогеныч.
– Радар не работает! – Сдвинув целеуказатель на затылок, я ошарашенно посмотрел на него.
– С чего ты взял? – поинтересовался коллега. – В свой перископ увидел? У Радара что, антенна отвалилась?
– Дину ведут с непокрытой головой! – выпалил Гусь. – У монолитовцев-то в шлемах могут быть какие-то защитные устройства, чтобы гасить излучение, а на ней шлема нет!..
Патогенычу не потребовалось много времени, чтобы переварить эту информацию.
– Команда, подъем! – завопил он. – Быстро вдогонку!..
Мы точно знали, что мозгодав на Радаре работает не все время. Два раза в сутки его выключали на десять минут, чтобы система остыла. Только выключался он всегда в разное время, поэтому улучить момент и пересечь контролируемую им территорию все равно почти не представлялось возможным. Отдельным безумцам, конечно, удавалось просочиться туда, угадав время выключения, однако обратно они все равно не выходили, попадая под пули монолитовских снайперов, дежуривших в зданиях АЭС. Про снайперов, кстати, тоже следовало помнить. Одним словом, для нас не было секретом, что Радар, похоже, можно в любое время включить и выключить по команде из здания с гигантской параболической антенной. Так что идея о том, что Радар отключили для того, чтобы пропустить группу с Динкой, не показалась нам безумной. Иначе никак невозможно было бы объяснить, что моя девочка до сих пор жива. И с выжженными мозгами она тоже не была нужна неведомому заказчику, факт.
И все же, когда мы пересекли границу между безумной и смертоносной, но привычной Зоной и территорией абсолютной смерти, на мгновение меня мороз продрал по коже. Можно сколько угодно делать логические построения, можно сколько угодно убеждать себя, что Радар отключен, но подсознание не верит логике. Оно верит в то, что видит вокруг: в выжженное голое пространство, в почерневшие трупы деревьев, в полуразложившуюся слепую собаку на склоне холма, в закручивающийся сизой поземкой пепел. Нелегко убедить крошечного трусливого Хемуля, сидящего у тебя в голове, что опасности нет. Нелегко загнать его пинками в самый дальний угол мозга, чтобы не высовывался, зараза.
Нет, мозги не потекли у нас из ушей кипящей кашей. Перед глазами не заструились кровавые реки, голос внутри черепа не шепнул свирепо: «Подчиняйся, червь!» Радар действительно безмолвствовал, но его наверняка включат сразу, как только группа Борова покинет опасную зону. Поэтому нам необходимо было выбраться за пределы обожженного пространства раньше них – или хотя бы одновременно с ними, но при этом так, чтобы они нас не обнаружили. Десять гауссов против одной СВД и двух АКМК – счет явно выйдет не в нашу пользу.
Пригибаясь, короткими перебежками, мы кинулись в сторону ЧАЭС, забирая вправо, чтобы между нами и монолитовцами оказались складки местности. Вскоре мы поравнялись с блокпостом «Монолита», давно заброшенным по причине ненужности, – несколько уложенных друг на друга толстых бетонных швеллеров и мешков с песком посреди пепелища. Если бы данное направление по-прежнему контролировал этот блокпост, а не Радар, тут бы нас троих и положили рядком. Но монолитовцы, как выяснилось, слишком полагались на всемогущество психотронной техники…