Линкольн
Шрифт:
— В чем это чувство выражается? — спросил стоявший рядом президент.
— Я чувствую, что мне хочется кого-то убить или что-то украсть.
В книге под заглавием «Анекдот старины Эйби о Нью-Джерси» — о штате, бывшем политически антиюнионистским больше, чем любой другой из северных штатов, — рассказывалось о потерпевшем крушение матросе, которому, наконец, удалось добраться до берега, откуда дружеские руки бросили ему канат. Утопавший схватил конец и спросил: «Какая это земля?» Услышав «Нью-Джерси», он выпустил из рук канат и простонал: «Нет,
Сборники анекдотов и другие литературные материалы давали большим массам народа представление об искреннем, дружелюбном, любящем пошутить человеке, которого, однако, не проведешь, о человеке, близком для простых людей. Он мог сказать, что сопрано у певицы такое высокое, что перебраться через него без лестницы невозможно, или о немце, который беспокоился, что его «собаку привязали слишком рыхло». Посетитель из Бостона интересовался?
— Мистер президент, вы никогда не ругаетесь, не правда ли?
Линкольн усмехнулся:
— Знаете ли, мне нет надобности. У меня есть министр Стентон.
Взрослые мужчины и женщины уподоблялись часто девочке, о которой Линкольн рассказал Густаву Кернеру. Она просила мать отпустить ее во двор поиграть. Мать не разрешила. Девочка продолжала приставать со своими просьбами, матери это надоело, и она наказала девочку. Когда со шлепками было покончено, девочка спросила: «Ну, а теперь, ма, мне, наконец, можно пойти поиграть?»
Однажды к нему пришел вновь избранный конгрессмен. Линкольн знал, что у новичка хорошо развито чувство юмора, и он его встретил следующими словами: «Заходите и расскажите, что вы знаете. Это займет совсем немного времени».
Для иллюстрации изменчивости политической линии Линкольн рассказал о фермерском сыне, которому отец поручил вспахать борозду. «Держи направление вот на ту пару запряженных волов, стоящих на дальнем краю поля». Отец ушел. Мальчик выполнил указание отца, но волы не спеша ушли со своего места. И мальчик вспахал не прямую борозду, а полукруг.
Один бывший губернатор пришел ходатайствовать за женщину по имени Бетси Энн Доэрти.
— Она долгое время стирала мое белье. Ее муж сбежал к мятежникам, и я прошу вас дать ей охранную грамоту.
Присутствовавший при этом Лэймон заметил, что президент старался скрыть улыбку. Он с неподражаемой серьезностью спросил:
— А эта Бетси Энн хорошая прачка?
— Очень, — последовал ответ экс-губернатора.
— А ваша Бетси Энн обязательная женщина?
— Она очень любезна, — ответил абсолютно серьезно проситель.
— А она способна и на другие дела, кроме стирки? — спросил президент, не моргнув глазом.
— О да, она очень добра, очень.
— Где сейчас Бегеи Энн?
Выяснилось, что она в Нью-Йорке и хотела уехать в Миссури, но боялась высылки оттуда.
— Кто-нибудь мешает ей туда поехать?
— Нет, но она боится туда ехать без вашей охранной грамоты.
Тут же, вспоминает Лэймон, Линкольн повернулся к письменному столу и набросал на карточке несколько
«Оставьте Бетси Энн Доэрти в покое, елико она будет вести себя прилично». Поставив свою подпись, он передал карточку просителю и сказал, что это нужно отдать Бетси Энн.
— Ах, мистер президент, не могли бы вы написать несколько слов офицерам, которые обеспечили бы ее безопасность?
— Нет, офицерам некогда сейчас читать письма. Пусть Бетси Энн проденет шнурок сквозь карточку и повесит ее на груди. Как только офицеры увидят карточку, они тут же оставят в покое вашу Бетси Энн.
Президент как-то спросил генёрала Мак-Клеллана, зачем такие солидные брустверы и орудийные платформы построены лицом к Вашингтону. МакКлеллан ответил:
— Видите ли, мистер президент, если при некоторых обстоятельствах, как бы невероятны они ни казались, противник, случайно или посредством уловки, в отчаянном последнем усилии захватит Вашингтон, у армии будут наготове эти фортификации, чтобы защищаться с тыла.
Эта предосторожность, сказал президент, напомнила ему один диспут в Спрингфилдском лицее. Обсуждался вопрос: зачем мужчине соски? После долгих дебатов он был передан на заключение главному судье диспута, который вынес мудрое решение, что «если при некоторых обстоятельствах, как бы невероятны они ни казались, случайно или каким-нибудь чудом, независимо от природы этого чуда или причины, мужчина родит ребенка, он сможет вскормить его грудью».
Хэй слышал рассказ Линкольна о новобранце, который не мог вспомнить имя своего отца. Он объяснил: «Видите ли, капитан, видимо, я экскурсионный ребенок».
Несколько длиннее был анекдот, рассказанный Линкольном Лэймону, на тему о междоусобице между Севером и Югом. Бык гнался за фермером вокруг дерева, но вскоре фермер догнал быка и схватил его за хвост. Бык взбил копытами землю, захрапел от страха и понесся. Фермер не выпускал хвоста и орал: «Ага, будь ты проклят, а кто начал эту свару?»
Один посетитель рассказал о друге, которого в самом начале войны, как юниониста, выслали из Нового Орлеана. Он потребовал, чтобы ему показали предписание. Комиссия ответила, что правительство конфедератов не пользуется незаконными документами, но что ему все равно придется убраться по собственному желанию. Тогда Линкольн вспомнил об одном владельце отеля, утверждавшем, что в его отеле не умер ни один человек. «Если кто-либо из постояльцев находился при смерти, хозяин выносил его на улицу».
Одного генерала в Западной Виргинии тактически перехитрили. В момент наивысшей опасности Линкольн сказал, что этот генерал походил на фермера, посадившего сына в бочку, чтобы тот поддерживал крышку, пока сам отец закрепит ее обручами. Когда фермер закончил работу, то выяснилось, что он не подумал о том, как мальчику вылезти из бочки.
Подписывая назначение бригадного генерала Наполеона-Джексона-Текамсэ Дана, Линкольн громко произнес первое имя; оно, «конечно, должно вселить страх в противника».