Лирей. Сердце волка
Шрифт:
Лес здесь смешанный, пахнет хвоей от огромных атесинских сосен, их стволы уходят в самое небо, запрокинешь голову, чтобы посмотреть, – и главное, не упасть с лошади от головокружения. Могучие дубы рядом с ними выглядят чуть ли не пнями, а белые стволы берез кажутся и вовсе молодой порослью. Озябшие за зиму кроны тронула молодая листва, над головами бойко, по-весеннему, поют птицы, снуют рыжие и голубые белки. На глаза даже слезы навернулись.
– Эя, – позвал Андре, как всегда, уловивший мое настроение, и спросил с улыбкой: – Плачешь?
– Просто так красиво, – ответила я, чувствуя себя, пожалуй, глупее, чем леди в душещипательных романах.
– У тебя глаза сейчас точь-в-точь эта первая зелень.
Мои щеки вспыхнули, возникла неловкая пауза, и я даже обрадовалась звукам охотничьего рога.
Судя по разразившемуся вслед за протяжным гудом истошному лаю собак, мы вышли на след волка.
Я взглянула на Андре и опустила глаза, вновь покраснев под его взглядом.
– Мне показалось, или вы поругались с Эберлеем? – спросила я, чтобы сгладить неловкость.
– Не показалось, – хмуро ответил Андре. – Жених Виталины что-то слишком много себе позволяет. Я сегодня же напишу его величеству, дай только вернемся с охоты.
Он приблизился почти вплотную и, как когда-то в детстве, взял меня за руку, слегка сжав внезапно задеревеневшие пальцы. Даже сквозь кожу перчатки я ощутила тепло его руки. Сколько мы ехали так, шагом, не знаю, я думала, что стоит высвободить руку, как волшебство момента закончится, придется возвращаться в шаткий, ненадежный мир, где все решают за меня. Судя по морщине между бровями Андре, он думал, если не о том же, то о чем-то похожем.
Руки сами разжались, когда мы услышали впереди крики, лай, ржание и страшный, короткий вой.
– Волк! – воскликнула я и, пришпорив Леди, устремилась вперед.
Андре поскакал за мной.
Когда мы догнали остальных, я только увидела, как спешившийся Эберлей с зажатым в руке копьем пытается подступиться к огромному, истыканному стрелами волку.
Истекающее кровью животное крутится на месте, огрызаясь на атакующих собак.
Виталина и Микаэла, сидящие бок о бок в своих дамских седлах, закрыли глаза надушенными платочками, а я не смогла отвести взгляд.
Вот Эберлей наносит удар, и волк падает, продолжая дергаться, хрипеть, разевая красную пасть. Наконец, вывалив язык, животное затихло.
Но стоило герцогу наклониться над ним и выдернуть копье, упираясь сапогом в шкуру, как тело волка стало расползаться в разные стороны, стремительно светлея. А потом на моих глазах превратившись в тело человека. Черноволосый юноша, истыканный стрелами, весь в колотых ранах и кровоподтеках, вытаращил неподвижные глаза в небо.
Перед моим взором возник образ монстра из сна.
– Я иду за тобой, Эя, – прозвучало где-то совсем близко.
Я выпустила поводья и пронзительно завизжала.
Потом, должно быть, потеряла сознание, потому что стало темно, а когда открыла глаза, оказалось, что лежу на чем-то мягком. Надо мной склонились лица Андре, Виталины, Микаэлы. Лица хмурые, бледные, подбородок Микаэлы – я поняла, что голова моя покоится на ее коленях, – дергается, по щекам пролегли влажные дорожки. Даже у Виталины глаза на мокром месте.
– Эя! Эя! – пробормотала Микаэла. – Хвала Богине! Как ты нас напугала!
– Оборотень, – прошептала я. – Это был оборотень.
Сестры закивали, и Виталина взяла меня за руку.
Я перевела взгляд на Андре.
Тот нахмурил брови, между ними вновь пролегла глубокая складка.
– Ты говорил, они не дойдут сюда?
Андре нахмурился еще больше. Обернулся, крикнул:
– Да уберите же, наконец, тело! С нами леди!
Сестры благодарно закивали, всхлипывая.
– Женщины, – раздался снисходительный голос Эберлея. – Зачем быть такими впечатлительными? Зверь повержен, это главное! Мисс Лирей, вам лучше?
– Да, благодарю, – поднимаясь, ответила я таким тоном, словно он за завтраком спросил, хорошо ли мне спалось.
Виталина, серьезная, нахмуренная, отчего стала немного похожа на маму, отряхнула мой плащ.
– Как ты меня напугала, сестренка, – пробормотала она.
– Больше, чем оборотень? – слабым голосом спросила я, и мы обе робко улыбнулись, а затем несмело рассмеялись. Смех постепенно перерос в немного истеричный хохот.
Внезапно Виталина шагнула навстречу и порывисто прижала меня к себе. Спустя секунду к нам присоединилась и Микаэла, обняв нас обеих за шеи.
В груди защемило, а в горле встал ком. Я почти забыла, как это – не знать, а чувствовать, что у меня есть дом, есть семья.
– Виталина, прости меня, – прошептала я еле слышно, обнимая сестру. На этот раз совершенно искренне.
– Эя, малышка, – так же тихо ответили губы Виталины.
Сентиментальная Микаэла только шмыгнула носом.
– Дамские нежности, – проворчал Эберлей. – Будет вам, леди. Я думаю, лучшего момента, чем миг моего триумфа, для сообщения такой важной новости и не придумать!
Я ощутила, как Виталина вздрогнула и отчего-то прижала меня сильнее, а из груди Микаэлы вырвался тихий, еле слышный стон.
– Ну-ка, Виталина, иди сюда, – позвал Эберлей.
Я даже не успела удивиться его командному тону, просто вдруг захотелось, чтобы сестра никуда не уходила. Да, мы никогда не ладили, но я все же скучала по ней. Именно сейчас я поняла, как скучала. И объятия сестер такие теплые, такие искренние…
Виталина медленно, но решительно отстранилась.
Сестра пристально посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я прочла какую-то беспокойную, невысказанную мысль. Подбородок Виталины дрогнул, а я ощутила, как колени наливаются тяжестью. Я беспомощно оглянулась на Андре – тот смотрел на Эберлея нахмурившись, скрестив на груди руки.