Лирика Древнего Рима
Шрифт:
И на стада и поля — бедных уделы селян;
Там никакие тебя соблазнить не смогут театры
10 Или же храмы — твоих место нередких проказ.
Там ты изо дня в день увидишь, как пашут волами
Иль как искусным серпом кудри срезают у лоз.
Изредка будешь носить в часовню убогую ладан,
В час, как на сельский алтарь жертвенный ляжет козел;
15 Ноги затем обнажив, подражать хороводу начнешь ты, —
Лишь
Я ж на охоту пойду. Теперь мне нравится больше,
Снявши Венере обет, жертвы Диане носить.
Буду ловить я диких зверей, рога их на сосны
20 Вешать и лютых собак буду натравливать сам;
Но никогда не рискну нападать на львов-великанов
Иль в опрометчивый бой ринуться с дикой свиньей:
Право, довольно с меня отваги, чтоб брать боязливых
Зайцев и, взвивши стрелу, птиц поражать на лету
25 Там, где красивый поток Клитумн394 осеняет своею
Рощей и моет волной снежное стадо быков.
Ты, моя жизнь, всякий раз, как задумаешь что-нибудь, вспомни,
Что через несколько дней к двери приду я твоей.
Не в состоянье, поверь, помешать ни безлюдье дубравы,
30 Ни клокотанье ручьев, льющихся с мшистых вершин,
Имени чтоб твоего не склонял мой язык постоянно, —
Лишь бы вдали, за спиной, не навредил мне никто.
Что же ты плачешь сильней Брисеиды отобранной? Что ты,
Робкая духом, грустишь, как Андромаха в плену?
Что безрассудно богам моей докучаешь изменой?
Что ты скорбишь о моей верности, сгинувшей вдруг?
5 Так над могильным холмом соловей не поет, заглушая
В Аттике плачем ночным395 листьев Кекроповых шум;396
Так на смятенный Сипил397 не льются Ниобы тщеславной
Слезы, потоком своим моя двенадцать могил.
Руки мне пусть закуют в оковы из меди тяжелой
10 Или в Данаин чертог тело мое заключат, —
Ради тебя, моя жизнь, разорву я и медные цепи,
И из Данаиной я выйду железной тюрьмы.
Злая молва про тебя стучится мне в уши глухие, —
Не сомневайся и ты в стойкости твердой моей.
15 Матери прахом клянусь, клянусь я родителя прахом
(Горе мне, если солгу: тяжек мне будет их прах!) —
Верным остаться тебе, моя жизнь, до загробного мрака:
Верность единая в нас, будет единой и смерть!
Если бы слава твоя, красота бы меня не пленяли,
20
Вот уж седьмая давно протекла колея полнолуний,
Как про меня и тебя на перекрестках шумят;
Мне же порой под шумок так ласково дверь отворялась,
Мне удавалось не раз ложе твое посетить.
25 Не покупал я ночей обольщеньями ценных подарков:
Счастье мое создала щедрая милость твоя.
Многим желанна была, но ко мне одному ты стремилась,
Как же забыть я могу нежную душу твою?
Мучьте тогда вы меня, трагедий Эринии, ты же,
30 Грозный Зак, осуди страшным подземным судом;
Пусть в наказанье пошлют мне коршунов Тития хищных,
Пусть мне придется тогда камень Сизифов тащить.
Не унижайся же впредь предо мной в умоляющих письмах:
Верность в последний мой день будет, как в первый, свежа.
35 Правило есть у меня: единственный в мире любовник,
Не начинаю я зря и не кончаю шутя.
Как же меня этот Панф оболгал тебе в своих письмах!
Пусть же Венера ему, Панфу, за то отомстит.
Но не кажусь ли тебе я пророком правдивей додонских?
Этот красавчик-то твой, — знаешь ли? — он ведь женат!
5 Сколько пропало ночей! Ну, не стыдно ли? Видишь, поет он,
Вольный. Ты веришь ему? Вот и лежишь ты одна!
Стала ты басней для них; и он уверяет нахально,
Будто, хоть он и не шел, ты поджидала его.
Пусть пропаду, коль ему чего-нибудь надобно, кроме
10 Как похвалиться тобой: вот он каков, этот муж!
Некогда странник Язон обманул колхидянку так же:
Выгнал ее, а в дому стала Креуса царить.
Так в свое время провел Калипсо дулихийский любовник:
Он на виду у нее поднял свои паруса.
15 Ах вы, красавицы! Верите всем вы, развесивши уши!
Бросят вас — будете знать цену своей доброте.
Кто же остался с тобой? Ты давно уже ищешь другого.
С первым науку пройдя, глупая, остерегись!
Я же повсюду с тобой, и твой я во всякое время,
Будешь ли свежестью цвесть, будешь ли тяжко хворать.
Знаешь, вчера у меня на красавиц глаза разбежались,
Знаешь ты, Демофоонт, сколько мне горя от них.
На перекрестках нигде безнаказанно я не топтался,
Вечным соблазном, увы, был для меня и театр.