Лишь бы не опоздать
Шрифт:
Из ночной схватки Никитин сделал и еще один вывод: надо овладеть самбо как следует.
Естественно, как всякий пограничник, Никитин изучал самбо. Он вообще был хороший спортсмен — физически сильный, рослый, ловкий, Никитин еще в школе имел разряды для взрослых по волейболу и легкой атлетике, на заставе прибавил к этому третий разряд по штанге и второй по стрельбе.
А теперь он все свое свободное время посвящал самбо.
Когда настало время увольняться, Никитин не без гордости носил на груди значок перворазрядника. За годы службы ему не раз пришлось участвовать в задержании нарушителей, и хотя лично он при этом никаких подвигов не совершал, но мечтал о них не раз.
И не раз подумывал: а не пойти ли по возвращении в милицию, в тот отдел, который специально занимается ловлей бандитов (он предполагал, что таковой должен существовать). Из чтения приключенческой литературы и на основании собственных рассуждений Никитин сделал вывод, что создан для поимки опасных преступников — очень сильный, ловкий, быстрый, великолепный стрелок, самбист: пусть-ка от него попробует уйти какой-нибудь «Волк», «Серый», «Рыжий» или кто там еще!
Однако на первом году службы там же, на заставе, случилось еще одно событие.
Никитин был послан в соседний поселок с каким-то поручением. Следовало привезти груз, и он ехал на машине, которую вел сержант Бобылев, водитель со стажем.
До поселка оставалось два километра, когда, резко затормозив машину, Бобылев стал со стоном валиться с сиденья.
Никитин вытащил его, положил на обочину и растерянно топтался рядом.
Бобылев, весь белый, стонал. Это был острый приступ аппендицита. Бобылев и раньше ощущал порой боли, но никогда не обращал на них внимания. Вот и в тот день он чувствовал легкий озноб, тупую боль в животе, где-то справа. Подумаешь… Проходило раньше, пройдет и теперь. Не прошло.
Никитин поднял сержанта на руки и два километра нес его до поселковой больницы. А что было делать? Водить машину он не умел.
Бобылеву сделали операцию, вскоре он вернулся на заставу и пришел поблагодарить Никитина.
Но тот сразу пресек всяческие излияния:
— Не валяй дурака, сержант. Благодарить не за что. Любой на заставе сделал бы то же самое. Да только шляпа я…
— То есть как? — не понял Бобылев.
— А так, — с грустью констатировал Никитин, — машину водить не умею. Я, хорошо, бык здоровый — донес, а вот довезти не смог — не умею. Так что давай-ка лучше учи машину водить.
Вскоре эта «индивидуальная самодеятельность», как выразился начальник заставы, была превращена в кружок автолюбителей. Шефы дали заставе мотоцикл.
И вот тут-то разносторонние таланты Никитина расцвели полным цветом. Он оказался прямо-таки виртуозом в искусстве мотоциклетной езды. Дело дошло до того, что он начал демонстрировать всякие фокусы и даже попытался изображать ковбоя, стреляя на ходу из сложных положений, выполняя на машине всякие акробатические упражнения, и т. д.
На областных соревнованиях, а затем и на окружных он завоевал призы по мотокроссу, стал без пяти минут мастером спорта.
И когда, вернувшись после службы домой и претворяя в жизнь свое решение, Никитин пришел работать в милицию, он стал инспектором ГАИ. Он был доволен службой, хотя ничего особенного в ней не было. Дежурства, «беседы», порой неприятные, с нарушителями правил, тренировка по самбо, заочная учеба в автодорожном институте, ну и вообще Никитин на жизнь не жаловался: в ней столько интересного и приятного.
Однажды случилось происшествие. Был объявлен розыск угнанной опасными преступниками машины. Никитин принял в нем участие. Ему довелось тогда проявить все три своих, как он выражался, «милицейско-пограничных навыка».
Дело было так.
Патрулируя вечером на своем мотоцикле на одной из окраинных улиц, Никитин нос к носу столкнулся с серой «Волгой» и, привычно бросив взгляд на номерной знак, увидел знакомые цифры — номер угнанной машины. Развернувшись, он поехал за ней, приказывая остановиться. Но «Волга» лишь прибавила скорость. Пассажиров было двое.
Никитин начал преследование и вскоре понял, что имеет дело не с новичками. За рулем, видимо, сидел опытный и искусный водитель. «Волга» без конца петляла по пустынным переулкам, совершая крутые и неожиданные повороты, а потом вылетела на окраинную, плохо освещенную, но прямую улицу, где развила максимальную скорость.
Неожиданно боковое стекло опустилось, высунулась рука, раздался выстрел, второй, третий, четвертый… Однако преступник был плохим стрелком.
Никитин, сумевший на своем мотоцикле до сих пор не отстать от машины, теперь вряд ли мог рассчитывать догнать ее. Кроме того, после выстрелов стало очевидно, что это именно преступники, а не какие-нибудь юнцы, любители загородных прогулок на чужих автомобилях. Трудно было представить, что они могут натворить, если Никитин не задержит их.
«Волга» все удалялась — двадцать метров, тридцать, сорок…
И тогда Никитин принял единственное, как он считал, возможное решение.
Выжав из мотоцикла все, что мог, он вынул из кобуры пистолет и, продолжая управлять одной рукой, выстрелил. Но сначала прокричал в рвущийся навстречу густой ветер: «Стой!», «Стой, стрелять буду!» И лишь потом выстрелил. В воздух. Еще раз в воздух. И наконец, прицелившись, в шину. И еще раз в шину.
Машина бешено завиляла на дороге и, проехав метров сто, остановилась. Никитин сумел оценить искусство водителя. Через мгновение он уже поравнялся с «Волгой». Едва он успел сойти с мотоцикла, как человек, сидевший за рулем, выскочил из машины и бросился на Никитина. Второй преступник торопливо обходил «Волгу», чтобы помочь товарищу. Они не стреляли — видимо, израсходовали патроны.
Никитин воспользовался уже своим мастерством мотоциклиста и стрелка. Наступила очередь самбо. С одним из преступников пришлось обойтись сурово: он остался лежать на асфальте; второго Никитин «взял на прием», пока не подоспела помощь.
…Так что в его службе инспектора случалось порой, как он выражался, «приятное разнообразие». Хотя Никитин после этого происшествия и получил репутацию отчаянного парня, он был принципиален в службе, дисциплинирован, и начальство ценило его.
До звания мастера спорта оставалось чуть-чуть…