Лишь твой силуэт
Шрифт:
— Я знаю, о чем ты думаешь, но я хочу сказать, что не считаю тебя инвалидом! Мне жаль, что с тобой это случилось…
Ненавижу!.. Ненавижу, когда меня жалеют! Сразу вспоминается, что теперь я не такой как все, а отнесен к особой группе людей — к тем, которые бессильны.
— Лучше помолчи, — предупреждаю я, поднимаясь на ноги и туша сигарету в пепельнице. — Я не нуждаюсь в твоих сопливых нежностях.
— Ты не должен закрываться ото всех, — продолжает наступать Шерон. — Твоя мама с сестрой очень переживают за тебя…
— Какая ты надоедливая! —
— Прости, — почти беззвучно шепчет девушка, едва сдерживая подступающие слезы. — Я тебя больше не потревожу.
Она пулей вылетает из спальни, громко захлопнув за собой дверь. Стою несколько секунд, не двигаясь, затем дрожащими от волнения пальцами вытаскиваю еще одну сигарету и закуриваю. Легкие сворачиваются от ядовитого смога, и я начинаю кашлять, задыхаясь. Нет, пора заканчивать.
Поспешно открываю форточку и выбрасываю в нее горящую папироску, пуская в душную комнату свежий воздух. Становится немного легче, привожу дыхание в норму и опускаюсь на пол, прислонившись к стене спиной.
Бог мой, да я конченный человек! Взял сейчас и обидел девушку, а еще наорал на нее, сказав кучу всяких глупостей, которые ни в коем случае нельзя было говорить. Она же не виновата в том, что я слеп. А я поступил с ней, как последняя мразь. Права Клэр, я должен держать в узде свои эмоции и мысли, иначе меня снесет, и я уже полностью войду в роль психа, а ведь раньше я был совсем другим… Так что же помешало мне остаться самим собой: я сам или моё подсознание? Скорее всего, второе…
Полностью успокоившись, выхожу из комнаты и уверенно иду по направлению к кухне, откуда до моего слуха доносятся голоса Линды и Шерон. Говор затихает, когда я вхожу в маленькую комнатку.
Не ведая, где сидит девушка, я начинаю говорить, глядя перед собой:
— Шерон, прости меня, если сможешь. Я не осознавал, что говорю. Ты хорошая девушка и я не думаю о тебе ничего плохого. Просто мне сейчас нелегко, вот я и сорвался. Извини.
Даже не закончив, уже чувствую теплую ладонь, которая берет меня за руку, а спустя мгновение слышу нежный голос Шерон со стороны:
— Ничего страшного. Я понимаю, — она делает шаг вперед и тянет меня к столу. — Садись.
В гостиной раздается пиликающий звук домашнего телефона, и Линда покидает нас, чтобы ответить на звонок. Я осторожно присаживаюсь на стул, а Шерон опускается рядом. Она еще держит меня за руку, и я вдруг смущаюсь и осторожно высвобождаю ладонь, убирая ее под стол, на колени.
— Ты, наверное, уже знаешь моё имя, — прерываю я молчание первым, — но я всё-таки представлюсь. Меня зовут Эдан.
— А я тебе уже представлялась, — смеется девушка.
— Да. Шерон, — киваю я. — У тебя очень красивое имя.
— Спасибо, — я буквально слышу, как
Ощущаю странную атмосферу между нами. От девушки будто исходило солнечное тепло, в лучах которого я оттаивал. В ее голосе мелькали нотки застенчивости, и я не мог определить: действительно ли она сейчас смущена или это уникальность ее голоса.
И после нескольких минут наедине с Шерон, я начал осознавать, что мне нравиться разговаривать с ней.
— Хочешь чая? — спрашиваю я, направляясь к плите. — Чайник уже закипел.
— Эдан! — воскликнула Шерон, вскочив из-за стола. — А… давай, я всё за тебя сделаю?
— Ты что это, думаешь, будто я не смогу себе даже чай заварить? — с легким укором интересуюсь я. — Не беспокойся, я уже научился не обжигаться. Вот, гляди.
И я принимаюсь быстро доставать кружки и сыпать в них чай и сахар, не делая ни одной погрешности, а следом заливаю всё кипятком.
— Да, — соглашается Шерон, чем-то гремя под боком, — это у тебя получается намного лучше, чем сбегать от меня.
Губы расплываются в улыбке, когда вспоминаю вчерашний день. Сейчас та сцена кажется мне комичной.
— Я просто не ожидал, что кто-то придет. Еще раз прости, что повел себя как кретин.
— Ничего страшного, уже всё в прошлом, — отозвалась девушка. — Давай лучше чай пить. Я тут бутербродов с вареньем сделала.
Мы садимся за стол и принимаемся за угощение, между глотками перебрасываясь парочками фраз.
— Вкусный чай, — отзывается Шерон, — мой любимый.
— Правда? — вскидываю брови, удивленно смотря в сторону девушки. — Очень странно, поскольку не каждому нравится боярышник.
— А я вот люблю такой чай. Он, во-первых, полезный, а во-вторых, необычный.
— Кстати, давно ты ходишь к маме на занятия? — спрашиваю я, отхлебнув из чашки.
— Где-то неделю, — отвечает Шерон и, немного помолчав, добавляет: — Я не видела тебя раньше. Куда-то уезжал?
— Да. В клинику. Мне делали операцию на глаза.
— И как? — голос звучал нерешительно.
— Как видишь: безрезультатно. Я по-прежнему слепой.
— Эдан, — тихо произносит она, и я догадываюсь, что она хочет задать мне тот самый вопрос, — может быть, это не мое дело, но… как это произошло?
Я не любил говорить о прошлом, но Шерон была одним из таких людей, которые с первых слов располагали к себе, внушали неподдельное доверие, и я тут понял, что хочу поделиться с ней частичкой своей жизни. Она показалась мне хорошей девушкой, не теми напомаженными девицами, что гуляли целыми ночами и распивали пиво, губя свою молодость. И хотя я не мог видеть ее лица, я был уверен, что она красива. Она просто не могла быть некрасивой.
— В прошлом я играл в хоккей, — проговариваю я, крутя в руках кружку. — Я был капитаном «Ночных ястребов», может, ты слышала о таких… Помню, это были последние минуты игры, я хотел забить шайбу в ворота, а потом на меня случайно налетает другой игрок, и я падаю на лед, неудачно ударившись головой. После этого зрение и пропало.