Лишний
Шрифт:
– Переехал. А ты?
– А меня сюда назначили. Здешний раздавала из-под полы продавал. Заходи, – понизил он голос, и метнул взгляд на камеру. – Обойди здание. Там есть дверь с другой стороны, – подмигнул он, и захлопнул ворота.
Лёха помешкал возле двери, а затем она со скрипом открылась. Курбан шагал впереди, а он разглядывал многочисленные блоки. На каждом были отметки: жёлтая – простой люд, красная – государственный. Красные карточки также имели и богачи.
Курбан подошёл к одному из блоков, прислонил свою универсальную белую карточку к изображению, и тот с хлопком отворился, выпуская холодок. Запустив туда руку, он набрал колбасы,
Они преодолели блоки, коих было множество, поднялись на второй этаж по металлической лестнице, и завернули в каморку. Ветхий столик, облупленные стулья и узкая кровать, застеленная грязным покрывалом – всё, что в неё поместилось. Курбан достал пепельницу, поставил на середину стола, и включил чайник. Лёха вынул из корзинки продукты, и без смущения откусил добротный кусок колбасы. Слюней во рту стало больше, живот заурчал активнее. Курбан смотрел какое-то время, как он поглощает содержимое корзинки. Прикончив последний помидор, Лёха виновато взглянул на благодетеля.
– Да, брось ты! – прикурил он сигаретку. – Я не осуждаю! Наелся? – Лёха мотнул головой. – Не надолго, дружище, – сделал смачную затяжку. – Ты ещё подтянутый, по сравнению с ними, – грустно хмыкнул. – Давно заболел?
– Пять лет, – вытирал он испачканный рот и стряхивал крошки с колен.
– А меня не берёт! – заржал Курбан. – Но и в вояки хода нет! А для благородной работы в офисе я худоват! Вот и приходиться на раздачках сидеть! – затушил он бычок. – Из наших видишь кого? Кроме Антохи! Жалко парня! – Лёха повесил нос, разглядывая своё омерзительное пузо.
– Нет.
– А с Юлькой вы… Слышал, вы поженились, – закончил он мысль.
– Не твоё дело, – отрезал Лёха, сам того не ожидая. При упоминании о ней, он становился агрессивнее. Раны были свежи.
Курбан пошатнулся на стуле от неожиданности, карие глазки испуганно на него уставились.
– Прости, – выдохнул он. – Это неприятная тема.
Курбан понимающе кивнул, погромыхал под кроватью, и вытащил бутылку без этикетки. После двух стаканов в голове помутнело, внутренности согрелись теплом. Перед глазами плыло, голос одноклассника двоился.
– Вот бы и мне вкололи эту сыворотку! – вскочил он на стул и размахивал тощими руками. – Ты видел? Ну?! Видел?! Они ж мордовороты! Против такого разве попрёшь?
– О чём ты? – заплетался у Лёхи язык.
– О полицаях конечно! – спрыгнул он на пол и стал изображать силача, демонстрировавшего бицепсы. – У меня знакомый есть, – присел, понизив голос, – в палате мэрии. Он сказывал, что полицаи подвергались какой-то мутации. Несколько инъекций и руки – базуки! – захихикал Курбан.
– Хм, – задумался Лёха. – А нам говорили…
– Что их не затронуло, – махнул тот стакан и занюхал огурцом. – Так-то оно так. Только качками они тоже не просто так стали. Эх! Все девчонки были б мои! – Они рассмеялись. Девчонку весом меньше сотни попробуй, возьми отыщи.
Он проснулся, когда Курбан ещё спал. Голод вновь о себе напомнил.
Впереди выходные.
Разочарованно вздыхая, он собирался уйти по-английски. Не хотелось петь дифирамбы прощаний. Он этого жуть как не любил. Но взгляд пал на карточку, торчавшую из кармашка рубахи одноклассника, и Лёха застыл в дверях.
Я не могу так с ним поступить. Он был добр, и накормил меня. Чёрт! Но этого мало! Так мизерно мало! Я мог бы набрать, чего пожелаю!
Он потряс головой, силясь избавиться от назойливых мыслей.
Красный блок. Что же там внутри? Вот бы взглянуть хоть одним глазком.
Любопытство грызло его старой плешивой собакой. Курбан громко всхрапнул.
Взгляну осторожно. И верну на место.
Он наклонился и двумя пальцами ухватил карточку. Курбан затих, открыл рот, и снова захрапел. На выдохе он вытянул ключ от всех дверей. Мягкой поступью выбравшись из каморки, Лёха припустил на первый этаж. Растерявшись, не мог выбрать какой же из блоков открыть. Казалось, будто весь мир у него в руках! Чувство пьянило. Остановившись возле блока с красной отметкой, он робко прислонил карточку, и тот отворился, выпуская холодок. Сногсшибательный запах ударил в ноздри. Чего там только не было! Полки автоматически сменялись, являя ему деликатесы: морепродукты, паштеты, стейки и рыба, французские булочки, всевозможные десерты, шоколад. Это было похоже на показ мод. Только для толстяков. Он схватил крупную плитку шоколада. Она таяла во рту.
Как давно я не ел тебя! Моя прелесть! Одну никто не заметит!
За ней последовала ещё одна, и ещё. Пошли в ход и десерты. И стейк. Он не мог остановиться! И чем больше ел, тем сильнее хотелось! Желудок становился тяжелым. И вскоре его уже разрывало от тяжести. Но он не мог остановиться! Стало понятно, почему богачи, как и все, приходили на раздачу. Они тоже не могли себя контролировать. Ему было больно. Сердце кололо. А еда продолжала попадать в рот, двигаться по пищеводу. Дважды стошнило. Запах бил в ноздри. Но он продолжал есть.
Вот она! Моя смерть! Прощай, стерва! Ты была меня не достойна!
В глазах потемнело, Лёха потерял сознание.
Глава 2
Глаза приоткрылись, впуская яркий луч света, и снова зажмурились. Голова шла кругом. Где-то поблизости звучали голоса. Желудок по-прежнему был забит, болело чуть ниже грудины. Он лежал в неудобной позе, нога затекла, онемела. Во рту оставался привкус блевотины. Его замутило. Как будто похмелье. Нет. Хуже. Он, и правда, чувствовал себя отвратительно. Передознулся едой. Кто бы мог подумать? Брат моей тётушки – отъявленный наркоман, точно не мог.
– Как, мать твою, это случилось?! – начал он вникать, наконец, в происходящее за пределами его организма. – Ты с ума сошёл?! Раздатчик не имеет права приводить в пункт приёма гостей! Ты нарушил закон! Господи! Нам всем влетит!
– Простите, сэр, – лепетал Курбан. – Я уснул. Я не думал…
– Вот именно! Чем ты думал, идиот?! Они будут здесь с минуты на минуту! Всех нас будут судить!
Услышав о суде, Лёха взглотнул. Его дядю судили. С тех пор он его больше не видел. Судебная система не давала поблажек. Что мне грозит за воровство? Места заключения никто из жителей мегаполиса не видел. Оглашались меры, но их расположение держали в строгой секретности. Он мог бы попытаться бежать, но покалывающая нога и головокружение не дадут набрать скорость. Лёха рассуждал рационально. Распахнув глаза, он попытался подняться. Раздались звонкие шаги сапогов, и его придавило к полу ногой.