Лист на ветру
Шрифт:
Она хотела опередить его, чтобы он не разбудил Джерри — но споткнулась, задев носком ножку стула, и с треском его оттолкнула.
Последовал взрыв из простыней и постельного белья — это Джерри вскочил с громким «Черт!» перекрывшим ее собственное приглушенное «Черт побери!» — и Роджер тут же возглавил их совместное выступление криком, пронзительным, как вой сирены во время воздушного налета.
Как по часам, старая миссис Манс из соседней квартиры в негодовании ударила по тонкой стене.
Голая тень Джерри пересекла комнату, как
Он сделал паузу, по-прежнему стоя с поднятым кулаком, и ждал. Роджер даже визжать перестал, под впечатлением от такого разгула страстей.
Мертвая тишина с другой стороны стены была им ответом, и Марджори прижалась губами к маленькой круглой головке Роджера, чтобы заглушить свое хихиканье.
От него пахло детской, и ароматами свежей мочи, она прижалась к нему, как к большой грелке, и рядом с его мимолетным теплом и его детскими нуждами все ее представления и предрассудки, заставившие ее наблюдать за своим мужчиной в холодном одиночестве, показались ей нелепыми и смешными.
Джерри издал удовлетворенный стон и сунулся к ней.
— Ха, — сказал он и поцеловал ее.
— Что ты себе думаешь? — прошептала она, наклоняясь к нему. — Ты горилла?
— Да, — прошептал он в ответ, схватив ее за руку, и прижимая к себе. — Хочешь увидеть мой банан?
— Доброе утро…
Джерри остановился, завис задом над креслом, и уставился на улыбающегося Фрэнка Рэндалла.
— Ага, — сказал он. — Niech sie pan od pierdoli… Так, что ли? Это значит «Отвалите, сэр» — если излагать по-польски прилично?
Рэндалл, застигнутый врасплох, так и покатился со смеху.
— Как-то так, — согласился он.
С собой у него была целая кипа бумаг, на официальных бланках всех видов и размеров — в том числе и «туалетная бумажка», как ее называли пилоты. Джерри узнал одну такую, ее подписывали, называя того, кому, в случае чего, отойдет ваша пенсия — и другую, о том, что делать с вашим телом, если вы были одиноким, и кто-то вдруг решился бы о нем похлопотать. Он все это уже подписывал, когда принимал присягу, но они заставляли вас делать это снова, если вы переходили в спецслужбы.
Формуляры он проигнорировал, вместо этого сразу уставившись на принесенные Рэндаллом карты.
— …Вот я и подумал, что вы с Maлaном взяли меня просто за красивые глаза, — он сильно растягивал слова, еще больше форсируя свой акцент. Он наконец сел, и откинулся в кресле, подчеркнуто небрежно. — Хорошо. Это Польша, а дальше что?
Так это было не совпадение… Или все-таки та неудача с «Долли», после которой он вошел в столовую слишком рано?
В каком-то смысле, такая мысль казалась ему даже утешительной: не было тут никакой Кровавой Руки Судьбы, похлопавшей его по плечу и проколовшей ему топливную линию…
Раньше Рука Судьбы была с ним в приятельских отношениях,
Андрей и в самом деле был — dobry przyjaciel, хорошим другом. Его сбили месяц назад — когда он шел по спирали вверх, пытаясь уйти от «Мессершмитта».
Возможно, его ослепило солнцем, а может, он просто смотрел не через то плечо. Левое крыло оторвало к чертовой матери, и он по той же спирали ушел вниз, прямо в землю.
Джерри не видел аварии, только слышал… И выпил водки — с братом Андрея, уже потом.
— Польша, — согласился Рэндалл. — Малан говорит, вы сможете вести разговор по-польски. Это правда?
— Могу заказать выпивку, затеять драку, или дорогу спросить. Что-то из этого подойдет?
— Последнее, может быть, — сказал Рэндалл очень сухо. — Но будем надеяться, до этого дело не дойдет.
Агент МИ-6 отложил в сторону формуляры, и развернул перед ним карты.
Кляня себя на чем свет стоит, Джерри склонился над ними, притянутый как магнитом. Это были официальные карты, но уже с отметками, сделанными чьей-то рукой — какие-то кружки и крестики.
— Это здесь, — сказал Рэндалл, прихлопывая и расправляя карты обеими руками.
— Нацисты за последние два года организовали в Польше трудовые лагеря, но это еще не известно среди публики, ни дома, ни за рубежом. И будет весьма полезно для наших военных, если об этом станет известно широкой общественности. Не только существование лагерей, но и то, что именно в них происходит.
По его темному, худому лицу пробежала тень — гнева, подумал Джерри, заинтригованный. Судя по всему, господин МИ-6 хорошо знал, какого рода вещи там происходят, и он спрашивал себя — откуда.
— Если мы хотим, чтобы это стало широко известно, и так же широко обсуждалось — а мы это сделаем, уж поверьте — мы должны будем представить документальные свидетельства, — сказал Рэндалл как ни в чем не бывало. — Фотографии.
По его словам, всего их будет четверо — четыре пилота «Спитфайров». Целое звено — только вместе они летать не будут.
У каждого будут свои определенные цели, географически разделенные — но все они должны быть сняты в один и тот же день.
— Лагеря охраняются очень строго — зато у них нет зенитной артиллерии. Правда, есть сторожевые вышки и пулеметы.
Джерри не надо было повторять, что пулемет в умелых руках на земле может быть эффективен не меньше, чем если бы он бил с вражеского самолета. Качество снимков тоже должно быть таким, каким хочет их видеть Рэндалл; это значит, что лететь им придется низко — достаточно низко, для того, чтобы постоянно рисковать попасть под обстрел со сторожевых вышек.
И тут его единственным преимуществом будет внезапность; охранники еще смогут его засечь, но им и в голову не придет ждать, что он на бреющем полете пройдет прямо над лагерем.