Листья банана
Шрифт:
— Пожалуй, — сказал Устин Устиныч. — Пусть выспится хорошенько, а там уж мы на него поохотимся.
Все двинулись дальше и вышли из зарослей на широкую ровную поляну. Посреди поляны стояло кривое дерево без листьев и без коры. И на этом наклонном стволе старого дерева… (Кто боится, пусть дальше не читает.) На этом пологом стволе, растянувшись, лежал леопард. Может быть, красные волки загнали его на дерево, может быть, он забрался сам. Пятнистый, зеленоглазый, с царской шкурой, с кошачьей повадкой, он распластался по дереву, свесив хвост. Все замерли, и никто ничего не скачал. Все посмотрели на Устина Устиныча. Никто не тронул его
— А ну-ка чеши отсюда подобру-поздорову, чтобы я тебя больше не видел!
И леопард собрался в комок, распластался в воздухе и прыгнул. Нет ничего на свете красивее, чем прыжок пятнистого леопарда и сверкание его царственной шкуры. Нет ничего на свете красивей, чем леопард, уходящий в густую зеленую траву. Все засмотрелись на это зрелище, а когда очухались, Боря воскликнул:
— Почему же вы не стреляли, Устин Устиныч?
И Раджан сказал:
— Не понимаю, почему же вы не стреляли?
Один только Намби ничего не сказал.
— А ты как думаешь? — спросил Устин Устиныч. — Почему я не стрелял?
— Я думаю — потому, — сказал Намби, — что живой леопард лучше леопардовой шкуры.
— Ты прав, — сказал Устин Устиныч. — Ты совершенно прав. Представьте себе, что на свете не останется леопардов, а будут только одни леопардовые ковры и леопардовые шубы. Только представьте себе: одни шкуры да шубы и ни одного живого леопарда. На кого бы тогда мы стали охотиться? Ну, а теперь, я думаю, пора и домой. Ничто так не поднимает дух, как хорошая охота. Я помолодел на двадцать лет.
История двадцать первая
ПРО ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ НА ВСЕ ОТВЕЧАЛ «ДА»
Был такой человек, который на всё отвечал только «да». Наш случайный знакомый. Но о нём, я думаю, нельзя умолчать. Второго такого человека я, по крайней мере, в жизни не видала. Думаю, что и вы.
Раджан пригласил нас в свою родную деревню. В ту деревню, где Раджан родился и жил, пока ещё не был шофёром, а был просто Раджаном.
Мы обрадовались и поехали, потому что побывать в индийской деревне, я думаю, никто не откажется.
Жители решили сплести для нас из цветов гирлянды.
Раджан остался им помогать. А мы пошли гулять по деревне и смотреть всё, что нам хочется.
Прошли всю деревню. И увидели старую глиняную стену. За стеной — пальмы. За пальмами — обмелевший пруд. За прудом — деревенский храм. Наверху над входом — раскрашенная богиня. А внизу на ступеньках сидел человек. Он сидел и блестел, как намазанный маслом. Он блестел, как намазанный маслом, потому что он в самом деле намазался маслом. А намазался маслом он потому, что он был служитель храма, иными словами — жрец, а жрецы очень любят мазаться маслом. Всё это мы сообразили, но для проверки решили спросить:
— Ты служитель этого храма?
— Да, — сказал человек.
— Иными словами — жрец?
— Да, — сказал человек.
— Какой же богине ты служишь, наверное — Парвати?
— Да, — сказал жрец.
— Смешно, — сказал Боря. — Какая же это Парвати. Голову дам на отсечение, что это богиня Дурга.
(Мы мало-помалу начали разбираться в богах.)
— Так это богиня Дурга? — спросил Боря.
— Да, — сказал жрец.
— А может быть, это Кали? — спросила я. — Или Бхавани?
— Да, — сказал жрец.
— Что да? — заорали мы. — Парвати, Дурга, Кали, Ума или Бхавани? Или, может быть, это Гаури или Амбика?
И жрец замигал и сказал:
— Да.
Мы остолбенели.
— Да ты дурак, что ли? — спросили мы.
— Да, — сказал жрец.
— В таком случае тебя надо гнать отсюда!
— Да, — сказал жрец.
Тут нам пришло в голову: уж не издевается ли он над нами? У нас зачесались руки — ударить его по пустой голове. А этого ни в коем случае не надо делать, если ты находишься не в своей стране. В своей стране этого тоже лучше не делать. Но в чужой из этого может выйти дипломатический скандал. Всякий скандал плох. А дипломатический — это самый плохой из всех скандалов.
Мы были на волосок от дипломатического скандала.
Но тут-то и прибежал Раджан с гирляндами в руках.
— Что здесь происходит? — спросил Раджан.
— Вот спросили у этого остолопа, как зовут богиню: Парвати, Ума, Кали, Дурга, Гаури или Амбика, а он на всё отвечает: да.
— Фу-фу, — вздохнул Раджан. — К счастью, он ничего не напутал. Богиню, конечно, зовут Дурга. Но нет большой беды, если назовёшь её Парвати (это значит «дочь гор»). Можно назвать её Ума или Амбика. Дело в том, что богиня одна, но у неё много имён. Мы даём ей разные имена, смотря по тому, как она ведёт себя. Когда богиня прекрасна, мы называем её Парвати, если она безжалостна, её называют Кали. Если богиня становится доброй, ей дают имя Бхавани. Если хочешь назвать её матерью, дай ей имя Амбика, а захочешь назвать её чистой — скажи Гаури. Можно также назвать её «рыбоглазая», «луноликая» или вовсе никак не называть — от этого тоже ничего не изменится. По правде говоря, богиня — ведь это плод воображения. Вам ли этого не знать? Но я всё-таки рад, что жрец ничего не напутал.
— Но мы сказали, что он дурак, а он сказал да.
— Ну и что же, — успокоил нас Раджан. — И это вполне возможно.
— Мы сказали, — признались мы, — что гнать его надо отсюда. И он тоже сказал — да.
— И с этим можно согласиться, — сказал Раджан.
Все немного успокоились. И Раджан повесил каждому из нас на шею цветочную гирлянду, как почётным гостям. А свою Раджан, как человек очень любезный, намотал на шею жреца.
— Кстати, — сказал Раджан. — Я забыл вас предупредить: этот человек по-английски знает одно только слово «да». Обширными эти знания не назовёшь, но он очень гордится и всегда в разговоре пользуется этим словом.
— Надо быть индийским жрецом, — сказал Устин Устинович, — чтобы пользоваться только словом «да» и при этом ничего не перепутать.
— Не согласен, — сказал Боря. — Велика важность. Получается у него — получится у меня.
И тут же приступил к опыту.
— Ну, что ж, поехали к дому? — сказал Устин Устиныч.
— Да, — сказал Боря и для начала попал в точку.
— Хорошо было в деревне, — сказал Устин Устиныч.
— Да, — сказал Боря и снова попал в точку.
— Раджан много работал сегодня, — сказал Устин Устиныч, когда мы приехали. — Ему надо освежиться. Я думаю, Боря, машину отведёшь ты?