Листья банана
Шрифт:
— Да.
— Что бы это могло значить?
— Я думаю, он не хотел откладывать исполнение желаний. Я захотел куст — он посадил его. Ты захотел куст — он посадил его. Пока он стал бы искать точно такой же — желание бы уже остыло.
— Пожалуй, что так. А может быть, я неверно выразил просьбу. Он дал нам понять, что «точно такой же» — это тот же самый. Природа так разнообразна. В ней нет ничего «точно такого же», есть похожее. Надо было сказать: посади мне похожий куст.
— Неплохая мысль. А может быть, он хотел намекнуть, что не надо было сажать куст под самым окном? Стоило посадить его чуть подальше — и мы поровну наслаждались
— И это верно! Нам остаётся теперь только сделать вывод из всего, что случилось.
И тут в разговор вмешался нищий, присевший под куст перекусить бананом и горсточкой риса.
— Он вас обманул, — сказал нищий.
Оба соседа примолкли и разом воскликнули:
— А ведь и правда! Как это раньше нам не пришло в голову. Вот что значит размышлять постоянно, а не от случая к случаю, как это делали мы! Конечно, обманул! Догадайся мы раньше, мы бы его побили. Но бить уже поздно. После мудрой беседы в это прекрасное утро под этим цветущим кустом драться было бы глупо. А тебе, мудрый человек, спасибо. Конечно, он нас обманул!
История четырнадцатая
КАК БОРЯ ХОТЕЛ ДРУЖИТЬ С НАМБИ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО
— А мне нравится этот Намби! — сказал Боря. — Не знаю, чем, но нравится. Я всё прощаю ему. Пусть приходит. Угощу его орехами и шоколадом.
И в самом деле, накупил орехов и шоколаду в старом городе, на базаре. Но только Намби не пришел.
— Я знаю, что делать, — сказал Боря. Я сфотографирую его своим аппаратом и подарю ему портрет. Пусть приходит.
И Боря зарядил аппарат и стал ждать, но Намби не пришёл. Может быть, потому, что у него нет дома и негде повесить портрет. Или, иными словами, его дом везде, а везде невозможно развесить свои портреты, это было бы невыносимо.
— Хорошо, — сказал Боря. — Я решился. Я отдаю ему свой бинокль.
Это было отчаянное решение, потому что у Бори прекрасный бинокль и расстаться с ним не так просто. В Борин бинокль можно увидеть, как на деревьях просыпаются обезьяны. Как из ущелья выходит варан, волоча за собой свой длинный хвост. Издалека можно увидеть, как вытаскивают сети из океана и вытряхивают на песок рыбу, как далеко-далеко у порта выходит косо из воды тёмным бревном акула. Трудно перечислить всё, что можно увидеть в Борин бинокль. Каждый на месте Намби не отказался бы заполучить такой бинокль. Но он не пришёл.
И тогда Боря понял, что его ничем не заманишь. И сделал то, что сделал бы всякий умный человек на его месте: сам съел шоколад и орехи. Сделал портреты Раджана, Джимми, Устин Устиныча, мой и погонщика Шагири и развесил у себя в доме. Потом взял бинокль, посмотрел, как обезьяны потягиваются на деревьях спросонок, чешутся и играют с детьми.
Разглядел океанский берег. Сел на золотой песок и долго смотрел, как тёмным бревном выскакивает из воды акула. Жаль только, что он не развеселился, а опечалился ещё больше.
— Что же делать? — спросил Боря Раджана.
— Ничего не поделаешь, — сказал Раджан. — У этого человека такой характер. Звать его — бесполезное дело. Можно побить его. Но ведь и это бесполезное дело.
— Я хочу в лес и в снег, — сказал Боря. А это верный признак, что он загрустил.
У нас есть кинолента про лес и про снег. Мы привезли её с собой. Храним её в клубе на полке, бережём как зеницу ока и смотрим тогда, когда слишком жарко или очень грустно…
… Когда ночь накрывает Южную Индию и над головой повисают тяжёлые низкие звёзды. Когда пальма стоит, опустив свои листья, и за стеной тихо топчется слон Айравата…
Ночь пахнет сандаловым дымом и цветами. Большая ночная бабочка, залетев из темноты, играет в луче киноаппарата и бросает на экран большую крылатую тень…
А на экране снег. Снег вверху и внизу. Снег на еловых лапах. Снег на равнине и на пригорках. Деревья по пояс завалены снегом и утопают в снегу. Белка летит с сосны на сосну. Соболь скользит, будто течёт, а лиса на поляне играет, разложив роскошный пушистый хвост. Столько снега кругом, что он мог бы избавить всю землю от зноя. Хоть купайся в снегу, хоть ныряй в него с головой. И, как белка, летай с сосны на сосну. Как лиса, согревай свой нос, уткнувшись в пушистый мех. Как охотник, скользи в тишине по следу и дыши морозом и снегом…
Так что, когда зажигается свет, не сразу и сообразишь, где ты на самом деле в эту минуту и откуда взялась большая жёлтая бабочка рядом с тобой на бамбуковой спинке стула.
Боря так и сделал. Ушёл в клуб, запустил киноленту. Падал снег. И чем больше падало снега, тем лучше становилось у Бори настроение. Ему стало казаться, что он — и снегирь, и лиса, и медведь. А снегу всё больше и больше, и на душе всё легче и легче.
И вот, когда загорелся свет, Боря увидел Намби. Намби сидел на составленных вместе столах. Это был он. Он не спрыгнул, не убежал, не исчез, не провалился сквозь землю. Он не смеялся и не кривлялся. Ему тоже понравился снег, которого он никогда в своей жизни не видел. И когда Боря вышел из клуба, огибая большую клумбу, Намби пошёл с ним рядом. Нам послышалось даже, что издали донеслась песня, которую пели два голоса:
Котлы всех стран и земель
Варят для нас еду.
Циновка для нас — вся земля,
Постель — от моря до моря.
История пятнадцатая
КАК БОРЯ ВЫПЛЮНУЛ КОСТОЧКУ
Однажды Боре по голой ноге пробежало неприятнейшее создание — многоножка-сельпуга. Скажешь спасибо, если многоножка пробежит по голой ноге! Там, где она пробежала, вскочат волдыри, а нога загорится огнём и огонь побежит по всему телу. Боре не верилось, что всё пройдёт.
Хотя держался он молодцом, сидел на веранде, положив ногу на перила, не показывая виду, как ему плохо, и даже ел манго.
Он ни звука не проронил. Но мы поняли, как ему плохо, по тому, как он выплюнул косточку. В весёлом расположении духа так не плюют. Косточка перелетела через дорогу и упала чуть не у самых ног каменного Ганеши — бога мудрости.
При виде этого Устин Устиныч даже вылез из машины, чтобы сказать Боре несколько ободряющих слов: «Всё пройдёт, вот увидишь. Жар пройдёт. Волдыри пройдут. Будешь ходить, работать, ездить! Тьфу на эту многоножку! Сколько раз я говорил: осматривайте жилище. Это, как-никак, Индия!»