Литература мятежного века
Шрифт:
Однако не будем забегать вперед. Вслушаемся в то, что говорит Даниил Гранин в самом начале этой истории: "На днях в писательском Доме творчества в Комарово мне с в о з м у щ е н и е м п о к а з а л и напечатанное в "Литературной России" письмо, где писатель Ананьев и возглавляемый им журнал "Октябрь" о б в и н я ю т с я в русофобии". Далее следует оценка случившемуся: "Разумеется, это их, авторов письма - н е п и с а т е л е й, право сообщать в секретариат российского союза о с в о и х п о д о з р е н и я х. И зачем э д а к о е выносить на страницы органа творческой организации, м н о г и м ч л е н а м которого - не сомневаюсь в этом!
– с т ы д н ы п о д о б н ы е н а в е т ы. Видимо, в расчете, что мы п р о м о л ч и м, с д е л а е м в и д, что н е з а м е т и л и" (здесь и далее разрядка в цитированных текстах моя.
– Н.Ф.). Кажется, в этом монологе слишком превалирует презрение к инакомыслию. Отчего бы это? Кто знает. Хотя, если в каждом несогласном видеть п р о т и в н и к а, то другого отношения и быть не может, ведь
О, это любопытная политическая демонстрация "любителей изящной словесности". А проще - тоска по тем временам "застойного периода", когда малиновый звон ученых регалий, высоких званий и правительственных наград повергал в священный трепет простых советских тружеников, а власти предержащие услужливо выдавали мнение "светочей мысли" за глас истины и, само собой, народа. А глас сей - чего греха таить!
– звучал нередко как призыв к расправе с инакомыслящими. Вот и в названном материале - вместо доказательства - угрозы, вместо выяснения истины - навешивание ярлыков и нагромождение политических обвинений. Впрочем, тут нет ничего удивительного, если во главе списка авторов послания в "Книжное обозрение" стоит имя некоего мифического ученого историка Юрия Афанасьева, в быстром темпе изобличившего консервативные силы в лице Президиума Верховного Совета СССР, затем в сильных выражениях заклеймившего низкий уровень новоизбранного депутатского корпуса, наконец призвавшего закрыть "Правду" якобы за ложь и дезинформацию советского общества и заодно реабилитировать Троцкого, Ягоду и Берию.
Надо ли после этого удивляться, что, чувствуя за собой "сильную руку", подписавшие письмо не остановятся перед такой малостью, как подстрекательство к "свободе" (от кого?) коллектива журнала ("мы ожидаем поступка от всего коллектива "Октября""), или грубыми оскорблениями русских художников слова. Вот, к примеру, что они пишут: "...в руководстве СП РСФСР п р о ц в е т а ю т командно-приказные методы, групповая нетерпимость, личные интересы выдаются за общенациональные, общенародные, общепартийные, органы печати насильственно превращаются в рупоры ч е р н о с о т е н н ы х "идей"... хотят присвоить себе монополию на русский патриотизм". Доказательства? Их нет. А ведь подписано сие академиками, народными депутатами, людьми, принадлежащими к ученому сословию и, так сказать, художественной элите. Есть среди них даже "Главный Интеллигент страны" (потрясающее изобретение демократов) академик-филолог Дмитрий Лихачев. Оторопь берет, в глазах рябит при созерцании имен титулованных особ. И все-таки, если вести разговор начистоту о нравственных недугах общества, следует начинать его с них - академиков, режиссеров театров и литераторов. За что получили звания и должности? В какое время? Честны ли перед народом?
Вот стиль наветов на СП РСФСР, оставляющий нехороший след в душе: народ "упорно уводят на гибельный путь сражений с очередным внутренним врагом, чей образ состряпан монопольщиками патриотизма, радеющими о каких-либо угодно интересах, кроме народных" и т. д.
Согласитесь, что такое заявление группы людей с большими политическими возможностями - дело не простое. Тем более, что оно выдержано в духе и слоге 30-х годов. Так при чем тут "народные интересы"?
Есть, правда, здесь и нечто оригинальное, характерное для конца 80-х годов. Это грубое противопоставление одного автора всей русской литературе. ""Октябрь", - читаем, - даже публикацией только двух произведений В. Гроссмана сделал неизмеримо больше для понимания русской истории, горькой правды крестьянства, истоков духовной силы народа, чем все, вместе взятые, члены всех расширенных секретариатов правления СП РСФСР". Такого, пожалуй, еще не было. Даже устроители "варфоломеевских ночей" в литературе конца 20-х - начала 30-х годов авербаховцы и те печатно не заходили столь далеко в своих злонамерениях... Словом, у журнала "Октябрь", а следовательно, у Синявского, Янова и Ананьева нашлись свои плакальщики и защитники.
Не удивляйтесь, мы не случайно поставили имена этих трех авторов рядом. Почему? Объяснимся.
Читали ли вы роман "Скрижали и колокола" Анатолия Ананьева? Сочиненьице так себе - серенькое, аморфное, скучное. Одолеть его не менее трудно, чем голыми руками сдвинуть с места глубоко взросший в землю валун или сжевать прошлогоднюю еловую шишку. Хотя есть в этом сочинении и нечто весьма любопытное. Это необычайные словопрения о России и ее истории, о русских писателях и славянофильстве,
Один из его героев, Игорь Максимович, так комментирует "Бесы" Достоевского: "...и кто только не пишет сегодня о великом предназначении русского народа и России. Так вот, что касается первого пути, то есть поголовного и всеобщего освинячивания, не знаю, не берусь судить, хотя, думаю, надо было бы присмотреться к пророчеству (?), но относительно второго, которому, как я понял, поклоняетесь и вы, могу сказать, что никто и никогда не отводил русскому народу и России некой особой роли, кроме как быть задницей Европы". И, чтобы на этот счет у внимающих ему присутствующих не осталось никаких сомнений в определенности его позиции, уточняет: "Задницей Европы, то есть тем мягким местом, в которое можно было бы постоянно пинать. И пинают кому не лень столетиями и будут пинать, пока стоит мир, потому что иначе нельзя"5.
Возможно герой-повествователь что-нибудь возразил против этого монолога, в просторечии именуемого словоблудием? Нет, он ничего не сказал, ибо "не знал, что предпринять", а потом переключился на другие темы. Между тем образ героя-повествователя и автора романа - идеологические близнецы.
В другом месте герой-повествователь провозглашает: "...на кого же и жаловаться за состояние жизни, как не на самих себя, что не смогли выработать (за века, за века!) ни гордости в себе, ни смелости, ни желания и способности всем народом и разом пойти на риск и заставить считаться с собой и своими интересами". И далее как бы доводит до логического конца разглагольствования упомянутого выше Игоря Максимовича: "Если Достоевский в своей время призывал к "оздоровлению корней", то есть восстановлению нравственности у народа, то, надо полагать, корни эти были больны. Или по крайней мере нравственность была в таком состоянии (ведь любой народ в конце концов можно довести до свинства), что всем и поголовно надо было самоочищаться".
Так что же хуже для русского народа: "теория" гроссмановского тысячелетнего рабства или ананьевское "всеобщее и поголовное освинячивание" и перспектива "быть задницей Европы"? А каково мнение на этот счет "Главных Интеллигентов страны", то бишь авторов приведенного выше группового письма? Ведь пропагандируя антирусские идеи публикаций "Октября", Ананьев и его приверженцы одновременно защищают идеи того же главного редактора журнала, поскольку те и другие совпадают в своих существенных моментах. Скажем, о славянофилах написано Ананьевым до неприличия неграмотно и цинично: "Оно как сосуд с ядом: за внешней привлекательностью и красивой оболочкой таятся страдания и смерть".
Вслед за Гроссманом (правда, в более примитивной форме) Ананьев твердит о рабской сущности русских, их исторической подозрительности и духовной пассивности, а сверх того (опять же русских, но уже наших современников!) объявляет, "что народ потерял нравственность, развратился", что ему присуща "национальная амбициозность", что мы переживаем общее истощение и упадок духа и т.д. и т.п. Боже, как этих русских еще земля на себе держит! Правду сказать, подобные пассажи редко встретишь даже на нынешнем нашем бойком публицистическом рынке. "... На протяжении более полутора столетий, - рассуждает герой-повествователь романа "Скрижали и колокола", - мы только и делаем, чтобы возбудить в русских людях (я имею в виду, разумеется, славянофильство) н е н а в и с т ь (!) ко всему европейскому, а теперь уже и заокеанскому: и к политике, и к экономике и особенно к культуре, которая, мы уже не можем представить себе, чтобы не опустошала и не развращала людей, хотя, к слову сказать (а в дальнейшем попытаемся поговорить и основательнее), не с тайной завистью, не с мучительной ли болью смотрим мы на обилие товаров и явств на загнивающем Западе, смотрим и удивляемся уровню (!) их нравственности, вытекающей из уровня и стабильности жизни?" Ах, эти русские! "Они всегда полны подозрительности, непонимания и глухоты".
И еще один пассаж, характерный для ананьевского сочиненьица: "... давайте посмотрим на дело с предельной реалистичностью и скажем себе, что для нас важнее - национальная ли (и довольно сомнительная) амбициозность и аскетическое, с куском хлеба, квасом и луком существование, или та, в достатке и с крепкими семьями (и нравственностью в них), жизнь, о которой пока что дано только мечтать, наблюдая ее у других народов и государств?"
Нет, это не капризы игривого воображения - это мировоззрение. Как посягательство на святыню восприняли хулители всего русского критические замечания в адрес повести Василия Гроссмана "Все течет" и воспылали желанием "поговорить по существу". Что ж, похвальное намерение - поговорим без лишних эмоций, рассудительно.