Литература мятежного века
Шрифт:
– Да, я закончил курсы, практиковал.
– Отлично, - обрадовался мой собеседник.
– Это выход из сложной ситуации: вы будете сидеть рядом со мной и вести стенограмму. И, ради Бога, не показывайте, что вы здесь случайный человек. Вы - "как все", вы меня поняли? Иначе не избежать беды, тут свои законы и не жалуют "инородных тел", как говорит мой друг Эрудит.
После этого доктор плотно притворил за собой дверь, повернул ключ и я остался наедине со своими горькими размышлениями.
I
Об удивительных вещах, которые довелось узнать негоцианту, и неслыханно дерзком поступке Кальсонкина.
На следующий день произошло событие, ради которого и начат этот рассказ.
Когда большой зал с возвышением
– Выступая по телевидению, госпожа Ельцина Наина Иосифовна, - сказал он, - горько сетовала на "словесный садизм журналистов". Между тем, говорила она, президентство - "очень тяжелая ноша" и "президентское кресло занимают не для власти", в то время как "кресло не украшает человека". Золотые слова и вовремя сказаны!
– торжественно провозгласил Эрудит и предложил обращаться просто и почтительно: "Господин Главнокомандующий", по случаю наличия верстака, то бишь бронетехники.
На том и порешили.
Затем утвердили список выступающих, включая стенографиста. Желающих оказалось более половины присутствующих, но после тщательного отбора (с учетом благоразумия, речистости и популярности в заведении), после страшных препирательств и пролетевшей над головой Председателя пустой бутылки из-под кефира в списке осталось 6 человек. Вступительное слово предоставлялось Председателю. Затем шли ораторы и комментаторы под кличками приобретенными в заведении.
Как скажу, так и будет - больничный дворник, заслуженный алкоголик, но хитрован и фанфарон. Как уже отмечалось выше, все сошлись на том, что роль Господина Главнокомандующего ему как раз впору.
Суровый - исполнитель роли автора книги о Ельцине Олега Максимовича Попцова. Волен давать характеристики, разглагольствовать, даже острить (поелику возможно), разумеется, не отступая от текста.
Вопросительный знак - то есть Я, ведущий стенограмму.
Эрудит - приятель Председателя, умница, обладатель трех дипломов доктора наук (математики, философии и филологии).
Артист - из труппы прославленного столичного театра. Ему поручено сыграть дьявольски трудную женскую роль.
Когда Председатель взошел на трибуну, я невольно залюбовался им: высокий, подтянутый, независимый. Большая голова и строгие черты лица резко контрастировали с наивной детской улыбкой. Но больше всего меня поразили глаза - в них было столько тоски и невыразимого страдания, что я невольно отвел взгляд в сторону. Теперь мне стало ясно, почему он на людях редко снимал темные очки. Эти, заполнившие зал, любили его, он был их гордостью, надеждой, спасением. В отличие от меня они понимали, что всю эту кутерьму с "кирпичем" прославившего себя Попцова, он затеял для отвлечения их от тяжелых дум. Они обожали этого человека.
– Дорогие друзья!
– сказал Председатель,
– Я прошу вас отрешиться от внутренних переживаний и иных забот и погрузиться в вопросы отвлеченные, далекие от вашей личной жизни. Вообще от жизни нормального человека, - подумав, уточнил он.
– Я имею в виду политику. Далекую от нас еще и потому, что в ней подвизается скопище проходимцев, ничтожеств и закоренелых лжецов. Хотя нам, в некоторой степени отгороженным от мира сего, забавно понаблюдать за их мышиной возней. Кто они такие, эти ельцины, бурбулисы, чубайсы, федоровы, гайдары, шахраи, вызывающие чувства стыда и горечи? На страницах бесподобной, равно как и занятной книги Попцова мы сталкиваемся с ними лицом к лицу. Тип политика-демократа, которого вывел здесь автор, - этот тип ограниченного и мелочного, своекорыстного и жестокого человека, обуреваемого непомерными амбициями.
Он говорил спокойно, не повышая голоса, и начинало казаться, будто этот человек вырвался из потока полной тревог и волнений жизни, забыл о составе слушателей и отвечал на свои, давно мучившие его вопросы, сверял будоражившие его мысли с последними событиями - и не находил надежных ориентиров и твердой почвы для разрешения своих сомнений.
– О чем еще хотелось бы сказать в кратком вступительном слове? Пожалуй, вот о чем: главная цель, которую преследует Попцов, - убедить читателя в необратимости, "демократических реформ, приведших якобы к стабилизации общества. Так ли это? Видимо, на этот вопрос дадут исчерпывающий ответ докладчики. И еще: автор "Хроники" пугает нас прошлым, перечеркивая более чем полувековую Историю России. С подобным никак нельзя согласиться. Но больше всего меня поразила бездуховность, безразличие к человеку, плохо скрываемый цинизм, пронизывающие этот толстый фолиант. Между тем, автор, говорят, во время оно успешно подвизался на поприще изящной словесности, имеет удостоверение "инженера человеческих душ". А душами-то реальных людей, как уже сказано, пренебрег... Я закончил.
Согласно регламенту, после вступительного слова полагалась десятиминутная пауза, в течение которой присутствующие могли со своих мест высказывать замечания, суждения, задавать вопросы. Зал ожил, загудел. Одни порицали Председателя за "восхваление попцовского опуса", как они выражались, другие, напротив, за критику, но все пришли к мнению, что голая политическая тенденциозность сочинителя изобличает его как эготиста к тому же лицемера и политического флюгера.
Воспользовавшись суматохой, на трибуну выскочил некто юркий, гнусавым голосом начал выкрикивать текст, не отрывая глаз от мелко исписанного клочка бумаги: "В полный голос, глядя в глаза, Олег Попцов, журналист, писатель, представитель ВГТРК или проще - российской телерадиокомпании, в "Хронике времен <царя Бориса>" критикует власти, самого президента. Попцов предупреждает об опасности, грозящей обществу. Через всю "Хронику" проходит Б.Н. Ельцин - фигура к р у п н а я и противоречивая. Убийственный вывод: "Высокая власть, назвавшая себя реформаторской, оказалась на одной чаше весов с жириновцами и национал-патриотами"", - на верстаке (танке) послышался зубовный скрежет, но юркий торопливо продолжал: - "Личность автора высвечена в "Хронике" весьма выразительно. Читая "Хронику", я радовался за нашу журналистику, которая сохранила достоинство и помогает становлению новой генерации свободных людей".
– Дурак!
– отчетливо прозвучало в углу Господина Главнокомандующего.
Бросив бумагу на стол Председателя, самозванный оратор хотел было улизнуть, но не тут-то было. Два дюжих медбрата мигом водрузили его перед нашим столом.
– Сам сочинил или как?
– с интересом разглядывая его, спросил председатель.
– Говори, Кальсонкин.
Тот заметался в руках дюжих молодцов, захныкал: "Хочу домой в Питер".
Из передних рядов поднялся благообразный щупленький человек.