Литературная Газета 6447 (№ 4 2014)
Шрифт:
Может, потому он и великий – что течение породил.
Писать по-лимоновски – это как ананасы в шампанском: модно, молодо, энергично, остро. Все стараются так писать. (Кроме тех, кому уже принесло удачу что-то другое, и женщин.) По-лимоновски – значит эгоцентрично, хвастливо и самовлюблённо. Его метод – кратчайшее расстояние, как у пули. Открывает растолераненный до невозможности – аж ходит враскоряку – подросток журнал Glamour, а оттуда ему пузырит парусами ноздри тугой тёплый ветер лимоновской прозы: «Молодой, злой, поджарый, с автоматом, я резал степь в кузове армейского грузовика,
Молодость стремится выглядеть по-лимоновски.
Мне всегда казалось, что это плохо. Плохо, когда молодость копирует молодящихся стариков. Стыдно быть нескромным и тем более самому себя хвалить. Смешно (после 60 – особенно) хвастать сексуальными подвигами и мечтать о соитии больше, чем о чистке зубов.
Как я ошибся, как наказан!
Людям, оказывается, вовсе не мешает пошлость в литературе. Как не мешает им реклама смотреть телевизор. Они отфильтровывают её, как кит воду. А что остаётся?
Чтобы это понять, книжку пришлось читать долго (закон Старджона). Первый очерк в «Апологии чукчей» (вероятно, важный, если первый) посвящён тому, как любят Лимонова в Средней Азии. На каждой странице его кто-нибудь узнаёт, кричит ему ура и протирает глаза от удивления. Во втором – ему приходится шифроваться, чтоб не узнали. В третьем речь идёт о величии лимоновской судьбы и наконец-то уже о соитии – с половой партнёршей знакомого.
Я, жёсткий, требовательный, с мудрой сединой в бороде, без автомата, зеваю и пролистываю страницы. Вот наконец «Апология чукчей» – про то, что про них надо снять фильм, как про индейцев. Они, чукчи, оказывается, хорошо дрались с нашими казачками, метко метали в них костяные звёздочки, как у ниндзя... Что ж, уже лучше.
Начинаю обчитывать вокруг – и везёт. Кажется, попадаю в 10 процентов. Так вот за что его любит молодость!
Он описывает свой приезд в Москву в каком-то девяносто драном году, ещё до расстрела Белого дома: встреча с Ампиловым, которого рвут руками, а он кричит: «Спать, спать хочу!», визит в штаб ЛДПР – расхлябанная мебель, Жириновский в бронежилете, базар-майдан – так на коленке делается история. И так он экономно, вкусно это описывает, что я вдруг понимаю.
Ну, вот как у некоторых аппетит вызывает вид экзотического блюда, приготовленного из мадагаскарских тараканов и гавайских плодов, а у некоторых – добрый кусок чернухи, сало, белое, зараза, как снег, взрезанная злая луковица, стакан.
Очень я такой натюрморт уважаю.
С удовольствием продолжаю читать. И вдруг охватывает сто раз забытое ощущение бесстрашного одиночества, с которым навстречу ветру выбрасываешься на новую неизведанную планету. Ощущение, на которое обычно везёт только в молодости.
Вот они с двумя мужиками, сцепившись локтями, стоят в цепи, их, краснощёкого справа и маленького, корявого слева, не смогли разорвать в восьми атаках. «Когда я теперь думаю о русском народе, я думаю об этих мужиках, иногда мне на глаза даже навёртываются слёзы. В быту они, наверное, невыносимы, скажем, в своём дворе, отъявленные, скорее всего, расисты, а может, и пьянь. Ну да и я не ангел, дело-то не в наших качествах…»
Каждому нормальному мужчине понятно, про что
Вот они обороняют от сноса какой-то где-то бюст Сталина. Ура, кричат мужики, и он тоже кричит – первый раз в жизни, но у него получается. Так что, может быть, не такое это непредставимое дело – лезть на бруствер?
Думаю, за эти мгновения и любят его. Надеюсь, что за эти. Даже если они спрятаны в навозной куче самолюбования, ничего. Нам до жиру ли? Много нас сегодня кто этим балует? Ну да, «ученики», те пытаются. Мысленно сравниваю Лимонова с учениками и начинаю окончательно понимать, почему его считают великим.
Как-то он… талантливее их всех, что ли?
Не искуснее, не мастеровитее, нет. А именно – талантливее. Как-то – будто ему больше от природы дано. Он пишет небрежно, скупо, о главном – вскользь, больше о ерунде, торопясь скорее вернуться к излюбленному «я, меня» и «про девок», но главное от этого только ярче сияет, «сильнее торкает».
Подумалось – а нет ли уж из закона Старджона какого-нибудь обратного следствия? Типа, что без 90 процентов ерунды не бывать и оставшимся 10? А следовательно, стремиться писать так, чтобы каждое слово было «десятым», не нужно?
Более того – это вредно, это мелочно, это глупо, ну или по крайней мере не по-мужски так писать.
А то, что Лимонов, не создавший «значительных произведений», почти целиком растративший себя на «жизнь» и журнальную колумнистику, считается крупнейшим современным писателем, это и хорошо. Он дарит мальчикам хорошие чувства. Как может, делает то, чем раньше занималась целая индустрия (воспитательная литература о войне, о подвиге и о дружбе).
Если мужчина социально не востребован (нет ни охоты, ни войны), он начинает загнивать: становится алкашом, правонарушителем или правозащитником, «невыносимым в быту». Только охота и война (ну, ещё на третьем месте отцовство) придают его жизни смысл. Без них обязательно займётся велосипедизмом, гомосексуализмом и Болотной площадью. Чем-нибудь таким, о чём мамы говорят «лучше б книжки читал».
Ведь литература для того и существует, чтобы компенсировать нам то, чего не хватает в жизни, – любовь, путешествия, приключения, размышления, мудрость… Я вот про рыбалку ещё очень люблю читать. Про зиму – настоящую, с сугробами, с бревенчатой избой, с печкой.
А вы?
Лев ПИРОГОВ
Теги: Эдуард Лимонов. Апология чукчей
Минуты, превращённые в века
Валерий Казаков. Пыльное солнце.
– М.: Время. – 2013. – 128 с. – (Поэтическая библиотека). – 1000 экз.
Когда-то Юнна Мориц так охарактеризовала творчество молодого поэта: "Образы травы, тайны её шуршания, философия куда-то спешащего муравья, звенящие на ветру рифмы и звуки можно смело сравнить с загадочной поэзией раннего Заболоцкого".
Да и сегодня эти определения можно отнести к стихам Валерия Казакова. Посмотрите, как он чеканит свои «воинские» стихи: