Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3
Шрифт:
В. А. Шумилин
Э. Шим
Весенняя осень
Хожу я в лес, смотрю, — какие происходят в нем весенние перемены.
На сухих местах зазеленела трава. На ветвях почки стали тугие и блестят, словно водой намочены. Скоро лопнут они, и в зеленую дымку окутается лес…
А тут что такое?
Вышел я на полянку, а на ней самая настоящая осень хозяйничает!
Стоят вокруг молоденькие дубки, с головы до ног в желтых осенних листьях.
Да уж не снится ли мне всё это?.
Поморгал я глазами… Нет, всё настоящее. А поверить не могу. Не могу я поверить, что б такое было!
Сел я на пенек над сыроежкой, охаю тихонько, головой качаю. А перед самым носом у меня — червонные листья на дубовых ветках…
Стала мне закрадываться в голову мысль: а что, если эта полянка волшебная! Как в сказке. Не бывает тут зимы, не бывает лета. Вечная осень стоит. И можно сюда в феврале ходить по грибы. А в июне — собирать багряные листья…
Тишина разлита над полянкой. Ни шороха, ни хруста, ни птичьего голоса.
«Чок!»
Сорвался с ветки перед моими глазами сухой лист, закачался в воздухе, упал.
И открылась на месте листа тугая коричневая почка.
«Чок!» Сорвался второй лист. Еще почка открылась.
Ах, вот в чем дело-то!
Нагнул я ветку и увидел, что в пазухе каждого листа сидят спрятавшиеся почки. Наверное, укрылись от зимних холодов. А теперь разбухли и выталкивают старую листву. Оттого и на земле — сухой ковер…
Я его ногой разгреб, а под ним — зеленая трава…
Сорвал я сыроежку. Она свеженькая, крепенькая. И тут вспомнил я, что сыроежки у нас осенью до самого снега держатся. Не боятся заморозков, стойкие.
Так почему бы им и весною не появиться? Конечно, эта вот — самая первая, весенняя!
Ясно. Значит, и на этой полянке — весна. Только ее не сразу узнаешь. Она осенью прикинулась.
Э. Шим
Страх-дерево
Шел я весенним вечером домой из соседнего колхоза. Чтобы сократить путь, свернул с большака в лесок. Пробрался сквозь ольшаник, через ручей перескочил — и вот опять впереди дорога показалась.
В этом месте проложена она по самому краю обрыва. Стенки у него крутые, песчаные. Не так-то легко наверх влезть.
«Ну, — думаю, — ничего! Взберусь. Зато сразу на два километра ближе к дому буду». И полез.
Р-раз! — схватился рукой за хиленькую березку.
Два! — за пенек уцепился.
Три! — на ветке повис. Так и лезу.
Песок подо мною осыпается, сучья трещат, камни сыплются. Медвежий шум стоит в овраге.
Вот, наконец, и вершина. Осталось теперь только сквозь кустарник пробраться — и буду я на дороге.
Нырнул я в темные кусты, руками ветки раздвинул и вдруг…
Вдруг такое увидел, что и вспоминать страшно.
Из чащи голых весенних кустов просунулись ко мне не то клешни, не то огромные паучьи лапы. Мелькнули над головой. Щелкнули. Усики-щупальца пробежали у меня по лицу. Охнул я. Отшатнулся назад, руками закрылся. И, конечно, не устоял на крутизне.
Опомниться не успел — фи-и-у-уть! — ветка, пенек, березка промелькнули, — трах!!. — и лежу я на дне оврага, в куче прошлогодних листьев.
Лежал долго. Потом приподнял голову.
Тихо в овраге. Никто не шевелится. Кусты недвижны.
А может, только притаился тот зверь? Кинется сверху.
Бочком, бочком выбрался я из листьев, пригнувшись, отбежал назад, за елку, за осинку… Далеко стороной обошел страшное место и уж там выбрался на дорогу.
На дороге — повеселее. Трехтонка с бидонами проехала. Прошагали трактористы из МТС. Мальчишка на лошади проскакал. На людях-то и страх — не страх…
Ободрился я, двинулся прямо к зарослям у обрыва. Нарочно сапогами стучу, для храбрости.
Раздвинул ветки.
Тут клешни! На месте.
Только это не паук. И не рак. И вообще не животное.