Литературные зеркала
Шрифт:
Игровая фантазия олимпийцев и вовлекает в орбиту художественного повествования зеркальное отражение.
Быть может, кому-нибудь из них зеркало кажется подобием весов, служащих символом правосудия (и, стало быть, справедливости). И на самом-то деле сходство неоспоримо. В обоих случаях материальный предмет участвует в членении действительности на две части, связанные отношениями парности. То есть одна часть не существует без другой, раскрывает свое значение применительно к жизненному контексту совместно с другой, образуя тем самым новую явь исследуемого, балансирующего, живого равновесия.
Этот механизм
Здесь пора остановиться для объяснения по терминологическим вопросам.
Зеркало - феномен, материальный предмет, широко используемый искусством, в частности литературой. Зеркало - еще и образ этого материального предмета, метафорическое его прочтение. Зеркало - еще и логическое понятие, снимающее различие между конкретным предметом отражающей поверхностью - и абстракцией - отражением. Почти каждый зеркальный эффект можно считать отражением, и почти каждое отражение зеркальным эффектом. Термины настолько взаимозаменяемы, что мы их чередуем, подставляя один вместо другого и т. п.
Менее очевидна трактовка других "оптических" мотивов. Так, например, в некоторых случаях зеркальный образ приобретает себе подражателя в тени. Играючи, можно было б сказать: тень обзаводится тенью в виде тени.
Зеркало - отражение - тень. Если бы синонимическая обстановка нашей проблемы исчерпывалась этим - достаточно наглядным - рядом, не стоило бы терять время на констатацию очевидного или полуочевидного. Но, увы, по ходу разговора непременно возникают иные обстоятельства, позиции и конфронтации. Там зеркало присутствует, но его наличие проходит незамеченным. Здесь, наоборот, его как бы нет и в помине, а между тем все вокруг организовано специфическими зеркальными зависимостями.
Симметрия принадлежит к наиболее существенным, опорным принципам мироздания - и, соответственно, мироощущения. Место зеркала по отношению к ней - наискромнейшее, подчиненное, вассальное.
И, однако же, зеркало - вассал достаточно самостоятельный, чтоб подчас заслонить (и даже вытеснить) своего сюзерена. С другой стороны, симметрия нередко убирает зеркало в подтекст, в подразумеваемое, и мы твердим: "Зеркало! Зеркало! Зеркальная перекличка!.. Зеркальное соответствие!.." - а слушатель изумленно озирается по сторонам: о чем речь?!
Диагностировать симметрию - одновременно и проще, и сложнее, чем заметить повешенное на стену (или закрепленное за сюжетом) зеркало. При желании на нее можно натыкаться ежесекундно. И спрашивать себя: "Симметрия или не симметрия?" В зависимости от того, что нужно на данном этапе "наблюдателю". Хочется показать, сколь настойчив и последователен в своей деятельности рок? "Пожалуйста, вот вам симметрия!" Хочется ощутить всесилие хаоса? "Что ж, повторения обстоятельств на новых витках спирали уже как бы не повторения, напротив, они - нечто качественно новое, скорее отрицание прошлого, чем его развитие!" - и т. д., и т. п.
Возвращаясь к условиям художественно-формальной задачи, которую решает Нарцисс, назову ее асимметричной симметрией.
Между двумя эпизодами - предыдущим и последующим - наличествует генетическая связь. И существует сходство. Скажем,
Симметрия двух приведенных эпизодов опирается не только на генетическую связь (хотя и на нее тоже), не только на сходство (хотя и на сходство), а прежде всего на упоминавшуюся уже парность, обращающую раздельные самостоятельные события в зависимые и порознь невозможные компоненты единой истории, единого сюжета.
"Приблизительная", "невыравненная" - эти эпитеты в приложении к литературной симметрии, вроде той, что мы видим на примере Нарцисса, сосредоточивают в себе всю энергию художественного действия. Между одним элементом симметрии и другим возникает перепад напряжений, разность нервных потенциалов, которая настаивает на перестройке ситуаций, приводит образную действительность в движение. Причины влекут за собою следствия. Причины, обзаводясь следствиями, становятся наконец причинами. Это - на философском уровне. А на поэтическом, на эпическом - вершится действие.
Напрашивается вывод, что симметрия (и тяга к симметрии) - норма художественного мира, мощная закономерность, сопоставимая с энтропией тепловой смертью вселенной (а к энтропии все неизбежно катится), но противоположная энтропии, ибо утверждает торжество эстетического бессмертия.
Основываясь на принципе "приблизительной симметрии", "невыравненной симметрии", возможно прийти, по меньшей мере, к уточнению общей поэтики. Ведь в сущности всякое событийное развитие сюжета может быть понято как результат приблизительной симметрии, как ее динамическое состояние.
Являют нам симметрию мотивировка действия - и само действие. И значит, ревность, клятва отомстить, поиски равновесия, борьба за справедливость вносят свою лепту в сюжетную гармонию. Симметрия - это традиционный перекресток дорог, на котором оказывается каждый эпический герой. Симметрия - это альтернатива. Все, решительно все на свете имеет "теневые", "проектные" версии, а они соотносятся с основными по правилам приблизительной симметрии - хитрого комплекса, готового в любой момент обернуться собственной противоположностью и вопить на каждом углу: "Между тем да этим нет решительно никакой связи... Случайное совпадение!"
"За что?" и "Что мне за это будет?" - вот два вопроса, которые задает себе фаталист, когда в его жизни случается беда, когда на его биографию падает полоса мрака. Кому они, эти вопросы, адресованы? Судьбе, конечно же судьбе: у нас на виду и прошлое, и будущее, и настоящее. И фаталист ищет проекции настоящего в прошлом и будущем - иначе говоря, смотрится в зеркало этических соотношений. "Да, у меня несчастье... Я должен понять его причину... Прежде всего рациональную, научную, по цепочке каузальных зависимостей - но параллельно еще и моральную, по принципу: за что?!"