Литературный призрак
Шрифт:
Лайам ложкой наливает молоко в кружку.
— Не могут же они так запросто похитить гражданина Ирландии! К тому же ты не совсем рядовой гражданин. Будет международный скандал. СМИ поднимут шумиху.
— Лайам, это самые могущественные люди на планете, а покушаются они лишь на содержимое черной тетради да моей головы. Ни Би-би-си, ни международная общественность не станут вмешиваться в это дело.
Лайам морщит лоб, как всегда перед вспышкой гнева.
— Но ведь так жить невозможно! Просто сидеть и ждать, сложа руки, когда тебя заберут!
— У нас нет другого выхода, родной.
— Это нечестно!
— Конечно.
Он резко встает со стула.
— Это же черт знает что такое, мама!
Что я могу ему сказать?
— Пойду покормлю цыплят, — бросает он.
Он накидывает пуховик поверх пижамы и выходит во двор.
Я ставлю чайник на огонь и жду, когда он засвистит.
Маятник на дедовских часах скрипит, как заступ, вгрызающийся в грунт.
Восемнадцать лет назад я лежала на спине в этой самой спальне, а Лайам прокладывал свой путь наружу из моего тела. Тела, ставшего аэродинамической воронкой боли. Я не хотела рожать на острове — как-никак я ученый, поборник новейших технологий, и в медицине тоже. В тот день я собиралась поехать в Корк, остановиться у Беллы и Алана в двух шагах от великолепного госпиталя и ласковой акушерки с Ямайки, но Лайам опередил меня. Даже сегодня он в состоянии проявлять терпение лишь недолго, пока ему не станет скучно. И вот вместо сияющей палаты я нахожусь в своей спальне, в окружении мамы, Мейси, иконы святой Бернадетты, пучков травы, которая отгоняет нечистую силу, полотенец и чайников с горячей водой. Джон курит на первом этаже с Бренданом, отец Уолли дежурит со святой водой наготове.
Когда Лайам родился, я лежала, как выпотрошенная, и чувствовала, как испаряется боль. Мейси подняла Лайама. Этого незнакомца, обитавшего во мне, еще покрытого слизью. Плакать или смеяться? Новая жизнь пришла, как потом придет смерть, все в полном порядке. Моя мама, Мейси, святая Бернадетта и я пережили мгновение небывалой тишины, а затем последовали крик, хлопоты, суета. Мейси обмыла Лайама в цинковой ванночке.
Был полдень. Я прижимала Лайама к груди и чувствовала, что баюкаю Аполлона.
Лайам насаживает на крючок дождевого червя. Чем сильнее тот извивается, тем глубже вонзается крючок.
— Глотай, мой гермафродитик, глотай!
— Господи, Лайам, как только тебя не стошнит?
Море дышит глубоко: вдох, выдох.
— А что особенного, мам? Такая вот жизнь змея, потом приходится умирать.
Он привстает и пристально всматривается вдаль. Поплавка я не вижу, только слышу плеск. Зрение определенно стало хуже.
Тюлени греются на солнышке среди прибрежных камней. Самец сползает в воду и исчезает на полминуты. Через тридцать ярдов снова показывается его голова, чем-то похожая на планковскую.
— А ты в детстве наверняка ловила на живца, да, ма?
— Я чаще сидела с книгой, чем с удочкой. Главным рыбаком в семье была твоя бабушка. По такой погоде, как сейчас, она с ранней зорькой была уже на берегу. Да я тебе сто раз рассказывала.
— Ни разу, мам. А дедушка?
— Дедушка больше всего любил сочинять небылицы.
— Например?
— Например, однажды он выдумал, что непобедимый Кухулин отдал все свое золото на хранение Красавчику принцу Чарли [79] . Красавчик принц Чарли, бежавший от Наполеона, спрятал золото на Клир-Айленде под камнем. И если мы постараемся, то наверняка найдем его. Мы с близняшками Догерти целое лето потратили на поиски клада. Потом Роланд Дэвитт указал нам на хронологическую нестыковку.
79
Кухулин — герой ирландских саг уладского (ольстерского) цикла. Красавчик принц Чарли, или Молодой Претендент (Карл Эдвард Стюарт, 1720–1788), — предпоследний представитель дома Стюартов, претендент на английский и шотландский престолы, глава восстания против дома Ганноверов; популярный герой шотландского фольклора.
— И что ты сказала дедушке?
— Спросила, зачем он все это выдумал.
— А он?
— Ответил, что ни один ученый не станет основывать свои исследования на информации, полученной из вторых рук, не проверив ее предварительно в школьной библиотеке по «Британской энциклопедии».
Послышался звук моторной лодки. Я приложила к глазам бинокль.
— Не волнуйся, ма. Это Дайви О'Бруадар вытаскивает корзины с лобстерами.
Не дергайся, Мо! Бог знает, когда еще тебе выпадет провести целое утро вместе с Лайамом. Может, завтра, а может, через много лет.
Мы молчим. Лайам стоит с удочкой. Я лежу на теплых камнях. Слушаю, как шуршат волны, накатывая на гальку.
Капли дождя собираются на крышах Скибберина и толстыми струями, булькая, стекают по желобам на мостовую. В лечебнице медсестра наливает мне чай в китайскую чашку. У чашки широкие края, чтоб скорее остывала, и крошечная, с мышиную лапку, ручка, чтоб скорее проливалась.
— К сожалению, госпожа директриса не может сегодня с вами встретиться, доктор Мантервари. У нас принято договариваться о посещении заранее.
— Я очень коротко.
Мы с медсестрой одновременно взглянули друг другу в глаза и одновременно их опустили. Я так и вижу, как Техасец беседует с ней: «Я старый приятель Джона и Мо… Если Мо появится у вас, вы уж позвоните мне. Хочу сделать ей сюрприз».
Мы идем в комнату матери.
— Миссис Мантервари! К вам приехала дочь.
Полагаю, у медсестры такой ласковый голос только при посетителях.
Я осматриваю комнату.
— Очень мило…
Чушь, конечно.
— Да, — говорит медсестра, — Мы очень стараемся.
Еще большая чушь.
— Я оставлю вас ненадолго. Нужно проверить, как дела в классе вышивки. Сами понимаете — иголки.
Стены в комнате бледно-розового цвета. Безымянность окрашена в серый цвет, беспамятство — в бледно-розовый.
Я смотрю на мать. Люси Эйлин Мантервари. Ты сейчас находишься в другом мире, откуда видишь нас обеих, но не можешь подать знак, или тебя больше нет нигде? Когда я навещала тебя прошлой зимой, ты расстроилась. Ты узнала мое лицо, но так и не смогла вспомнить, чье оно.
Вигнер [80] считает, что сознание человека «схлопывает» реальный мир из множества возможных. Значит, мир моей матери «расхлопнут»? Ее карты летят обратно над зеленым сукном и возвращаются в колоду банкомета?
Мать моргает.
— Мама!
Таким голосом говорят со святыми, в которых верят только в случае необходимости.
— Мама, если ты слышишь меня…
Начинается сеанс вызывания духов.
Зачем я прихожу?
Без родителей, без родного дома я ничто. Даже если окна в родном доме давно без стекол, а сквозь провалившуюся крышу успели вырасти деревья. Люди, вырванные из почвы, унесенные ветром, бродяги, которые не знают своих корней, — что они тогда могут знать о себе? Как им узнать, кто они?
80
Юджин Вигнер (1902–1995) — венгерский физик и математик, с 1930 г. в США, лауреат Нобелевской премии по физике 1963 г. «за вклад в теорию атомного ядра и элементарных частиц, особенно с помощью открытия и приложения фундаментальных принципов симметрии».