Литературоведческий журнал №34 / 2014
Шрифт:
Таким образом, Элиот как и другие его современники, не смог уберечься от «русской лихорадки» и миновать поле притяжения, созданного русской культурой. На примере творчества Элиота и других модернистов мы наблюдаем, как впервые в европейской литературной истории русская литература стала важным фактором формирования принципиально новой эстетики целого направления, а именно «высокого модернизма», заявив о себе как о явлении огромного художественного потенциала и международного масштаба.
«Тень» Достоевского в украинской прозе «расстрелянного возрождения» (1920-е годы)
Автор анализирует художественные связи украинской прозы 1920-х годов с мотивами и идейными поисками Ф.М. Достоевского. Речь идет преимущественно о модернистском творчестве писателей украинского «расстрелянного возрождения» В. Пидмогильного и Н. Хвылевого, в которых мотивы раннего модернизма Достоевского проступали наиболее очевидно.
Ключевые слова: «расстрелянное возрождение», высокий модернизм, тенденциозная критика,
Naenko M.K. The «shadow» of Dostoyevsky in the prose of Ukrainian authors of «Executed Renaissance»
Summary. The article deals with the reflection of the motives of early modernistic Dostoyevsky’s ideas in the prose of Ukrainian authors of 1920–1930-th.
20-е годы ХХ в. – пик высокого модернизма в украинской литературе. Вдохновленная украинской революцией 1917–1920 гг., а затем формально «приспособленная» к идеям октябрьского переворота в Петербурге (1917), она актуализировала в художественном мышлении национальную идею, с одной стороны, а с другой – активно приобщилась к модернистским поискам в европейских литературах. Этот процесс осуществляли писатели, самая талантливая часть которых в 30-х годах была репрессирована. О масштабах репрессий могут свидетельствовать такие цифры: критиков-литературоведов, которые печатались в 1930 г., было в Украине 280; репрессировано – 103, эмигрировали – 25, 74 ушли из критики в связи с экстерминационной ситуацией и уже в 1940 г. осталось из них только 15 человек (5). С «чистыми» писателями та же ситуация: в 1930 г. печатали свои произведения 259 человек. После 1938 г. из них живыми осталось в литературе 36. Куда девались остальные 223? Эти данные приводятся в телеграмме, которую в 1954 г. руководству Второго Всесоюзного съезда писателей прислало «Слово» – объединение диаспорных украинских писателей в Нью-Йорке. Эта телеграмма помещена в антологии Ю. Лавриненко «Расстрелянное возрождение», опубликованной в 1959 г. (6, 18). После выхода в свет этой книги вошло в литературоведческий обиход и определение «расстрелянное возрождение».
Писатели с этим определением принадлежали в 20–30-х годах к разным литературным организациям и были привержены в своем творчестве к разным стилевым направлениям. Была у них и определенная ориентация как на общие (культурно-исторические) классические традиции творчества, так и на индивидуальные, в которых уже намечалось рождение модернистских тенденций. Тип творчества Ф. Достоевского в этом процессе занимал особое место, хотя пребывал в Украине как будто бы «в тени». Первым обратил внимание на его присутствие в украинской литературе начала 20-х годов один из крупнейших литературоведов того времени Сергей Ефремов (осужден в 1930 г. по так называемому «Делу СВУ» к «вышке», замененной 10-летней каторгой, на которой и погиб). В четвертом издании своей «Історії українського письменства» (Киев–Лейпциг, 1923) С. Ефремов, анализируя творчество тогда еще молодого прозаика Валерьяна Пидмогильного, подчеркнул: «Талант его напоминает немного Достоевского (своим пристрастием к психологическим экспериментам), но “жестокий талант” российского писателя у него смягчен нежным украинским лиризмом, напоминающим, с другой стороны, Чехова» (3, 666). Речь шла о рассказах и повестях молодого писателя, который издал тогда лишь первый сборник своей прозы с претенциозным названием «Твори. – Т. 1» («Сочинения», Т. 1, 1920). В последующих произведениях, особенно в романе «Місто» («Город», 1928), «тень» Достоевского с его пристальным вниманием к тайнам в человеческой психике проявилась у В. Пидмогильного с еще большей очевидностью, хотя «своего» художественного лица он при этом не терял. Главный герой романа «Город» Степан Радченко отдельными чертами напоминает Дмитрия Карамазова из популярного в Украине 20-х годов романа «Братья Карамазовы». У Степана, как и у Дмитрия, чувства как таковые атрофированы; в его холодной душе практически ничего не было, кроме расчета. О нем его амурные женщины (почти как женщины Дмитрия Карамазова) говорят почти одно и то же. Мусинька: «У тебя душа – грифельная доска: достаточно пальцем провести, и написанное стирается»; Зоська: «Душа у тебя поганая… Поганая какая-то душа». Третья амурность Степана – актриса Рита – появилась у него в результате желания поиграться в любовь (тоже в духе некоторых героев Достоевского) с уличной проституткой. Но финальный итог всех этих любовных перипетий Степана – чисто авторская находка. Писатель использовал в изображении его параболический эффект эпистрофы (поворота): этот герой пытается вернуться на места всех своих любовных преступлений: издалека осматривает предмет первого разврата – Мусиньку; посещает место изнасилования им Наденьки, перебирает в памяти причины суицида Зоськи и т.д. Это, говорю, чисто авторские находки в романе «Город», хотя в конечном итоге вспоминаешь и характеристику Дмитрия Карамазова, данную ему мировым судьей («ума отрывистого и неправильного», 2, 88) и медицинскими экспертами во время суда над этим персонажем: очевидная или затаенная ненормальность умственного состояния (1, 180–181).
Подобные герои в советской литературе (как и образ Нестора Махно в повести В. Пидмогильного «Третья революция») официальной критикой не поощрялись, конечно, и автор романа «Город» в 1937 г. был расстрелян. Расстрелян, тем не менее, не за творчество, а под предлогом, что принадлежал якобы к террористической организации, которых, после убийства Кирова, во всем СССР тогдашнее КГБ сфабриковало десятки, если не сотни.
К середине 20-х годов «достоевская» затаенность в психологии характеров литературных персонажей (в акцентах Достоевского на таких человеческих чертах именно и просматриваются элементы раннемодернистского типа мышления) стала «общим местом» в творчестве другого украинского прозаика 20-х годов – Николая Хвылевого. Настоящая фамилия – Фитилёв; отец у него – россиянин, мать – украинка. В повести «Санаторійна зона» («Санаторная зона», 1924) он сознательно «эксплуатирует» характерные для героев Ф. Достоевского «сдвиги» в их психике. Героев этой повести – вчерашних романтиков революции – писатель поселил в санатории для неврастеников, психопатов и просто одуревших отшельников. Как говорит медработница Майя, «санаторная зона – это театр марионеток», здесь были «партийные, безпартийные, анархы, слесаря, токаря, метранпажи… совбуры, комбуры, комфутуры, пролетуры “в последней стадии” и от маникюрш… Здесь свален весь союзный винегрет» (12, 389. Последующие цитаты – по этому изданию). Все они страдали от затемнения их рассудка большевистской идеологией, а затем – от разочарования в ней. Но жизнь у них окрашена теми же красками, что и в реальной советской жизни, протекавшей по ту сторону санаторной зоны: доносчики, агенты ЧК и прочая накипь советско-полицейского образца. Верная овчарка чекистской охранки Майя свою профессию (выслеживать и доносить!) не просто полюбила, а жить без нее не может; замаскированный агент ЧК метранпаж Карно не просто выслеживает всех и вся (даже читает их личные письма), но персонально бдит и саму чекистку Майю: охранка, так сказать, с двойным дном. Потому-то в санатории процветает недоверие друг к другу, часты случаи исчезновения пациентов, попыток покончить жизнь самоубийством и т.п. Не будет натяжкой, когда в таких героях и ситуациях не усмотреть будущее героев типа «бесов» из одноименного романа Ф. Достоевского.
Более прямую причастность к творческим идеям Ф. Достоевского Н. Хвылевой продемонстрировал в неоконченном романе «Вальдшнепы» (1927). В нем действуют герои с именами упоминаемого уже романа «Братья Карамазовы» (Дмитрий Карамазов) и его же «Идиота» (Аглая). Дмитрий у Н. Хвылевого символизирует в определенном смысле так называемую «карамазовщину», но внедренную в новые, советские условия. Сущность ее – не только в крайней степени нравственного падения человека, но и в извечном поиске человечеством духовной истины. Дмитрий и Аглая, оказавшись в санатории какого-то заштатного городка (действие романа Ф. Достоевского развивается, как известно, тоже не в столицах, а на окраине российской глубинки), пытаются решить в романе «Вальдшнепы» важнейший для Украины 20-х годов вопрос создания не этнографической, а политической украинской нации. Аглая говорит Дмитрию Карамазову: ни он, «ни все Карамазовы» стать на путь строительства новой нации не смогут; «…им недостает доброго пастыря. Они… не способны быть оформителями и творцами новых идеологий… Это очень общие Дицгены, которых используют Марксы и Энгельсы, но это – не Марксы и Энгельсы». Как люди-человеки, сами герои романа Н. Хвылевого тоже далеко не Марксы и Энгельсы; о какой-то завершенности и положительности их говорить не приходится: они крутят в санатории «пуговки», т.е. курортные романы, и у них какое-то затемненное личное прошлое, особенно когда речь идет об убийстве Дмитрием кого-то из самых близких. В романе «Братья Карамазовы», как помним, много места занимает мотив отцеубийства. Но если у Ф. Достоевского оно продиктовано будто бы падшей психикой героев и их жаждой мести (роман, кстати, не дает ответа на вопрос, кто же убил отца трех сыновей Фёдора Карамазова: его сын Дмитрий, его лакей Смердяков или – в определенном смысле – тоже сын, Иван, который пытается взять эту вину на себя, потому что он учил, мол, Смердякова, как надо убивать), то убийство близких у Н. Хвылевого окрашено чисто политическими красками. Аглая (почти такая же «избалованная своевольная» нигилистка, как и в «Идиоте» Ф. Достоевского, 11, 730) говорит Дмитрию: «Ты рассказывал мне, как когда-то, во времена гражданской войны, расстрелял кого-то из своих близких возле какого-то монастыря…
– Так это же, – вырвалось неожиданно у Карамазова, – во имя великой идеи…
– А разве теперь ты без идеи остался? Разве тебя не захватывает сегодня хотя бы идея возрождения твоей нации?
– Конечно, захватывает, – нерешительным голосом промолвил он. – Но…
– Без всяких “но”, – решительно рубанула Аглая. – Что-то одно: или идея, или новая мара. Она должна тебя также захватить, как и та, во имя которой ты расстреливал своих близких» (замечу в скобках, что в этой связи в романе Н. Хвылевого упоминается также Алёша Карамазов: он, говорит Дмитрий, «ставил как-то ударение на любви к дальним. А я вот думаю, что это ударение следует перенести на ненависть к ближним»). Тут явно речь идет о ненависти к вчера еще любимым и верным революционерам-коммунистам.
В приведенном выше диалоге Аглаи и Дмитрия сошлись все нити романа Н. Хвылевого: бывшая «великая идея» для его (Хвылевого) Дмитрия Карамазова – это идея сумасшедшей октябрьской революции, от которой он нынче пытается избавиться, как от чесотки (Дмитрий у Достоевского, между прочим, тоже пытался осудить свою непутевую прошлую жизнь, говоря Алеше: «Но за то себя осужу и там буду замаливать грех вовеки» (1–81). Для героя Хвылевого послереволюционная жизнь – «раковина с калом, куда… смыло революцию», а убедил его в этом ход социалистического строительства, в котором «коммунистическая партия потихоньку да помаленьку превращается в обыкновенного “собирателя русских земель” и скатывается на тормозах к интересам мещанина-середнячка».
Это последнее суждение принадлежит той же Аглае, у которой будто бы есть в роду старые запорожские корни. Она нынче предвидит их кризис («идиотское разпутье») и доказывает, что переход из него на путь новой идеологии, т.е. на путь строительства коммунистической украинской нации, ни он (Дмитрий), ни все Карамазовы не смогут. Потому что (см. выше) нет в Украине надежного и умного пастыря. Герои «Вальдшнепов» отрицают всех предыдущих «пастырей» Украины как нации, не щадят даже Тараса Шевченко, который якобы своим творчеством «кастрировал нашу интеллигенцию… воспитал этого тупорылого раба-просветителя… задержал культурное развитие нашей нации и не дал ей своевременно оформиться в державную единицу».