Литературоведческий журнал №38 / 2015

Коллектив авторов

Роман Брекенриджа, родоначальника американского сатирического романа, – прямое подражание творческой манере Сервантеса. История проникновения «Дон Кихота» в Америку восходит к более ранним временам.

Хотя первый полный английский перевод «Дон Кихота» появился в год высадки первых поселенцев, прибывших на корабле «Мэйфлауэр» в Америку (1620), в XVII в. роман Сервантеса оставался неизвестен в Новом Свете. Только после перевода, сделанного в 1700 г. Питером Мотто, «Дон Кихота» начали повсеместно читать сначала в Англии, а затем и в английских колониях в Америке.

Через столетие в Массачусетсе появился роман Табиты Тенни «Женское донкихотство» (1801), продолжающий линию английских женских Дон Кихотов, популярных в XVIII в. («Женский Кихот» Шарлотты Леннокс, 1752).

Широкая известность романа Сервантеса в Америке наступает в годы американской

революции. В 1766 г. в театре Филадельфии был поставлен «Дон Кихот в Англии» Фильдинга, а в 1780 г. первый национальный поэт Америки Филипп Френо включил в свою пьесу «Шпион» песенку «Английский Дон Кихот 1778 года», перепечатывавшуюся затем в сборниках его стихов 1786 и 1809 гг. Это пародийная песня о верноподданном английском офицере, отправляющемся подавлять «американский мятеж». Книга Сервантеса полюбилась Френо еще во время учебы в Принстонском колледже, и не случайно имя Рыцаря печального образа встречается во многих стихах периода американской революции. Он использовал сервантесовский образ для острых политических пародий, направленных против американских лоялистов и их английских единомышленников.

Упоминания о Дон Кихоте, встречающиеся во многих стихотворениях и поэмах Френо 1770–1780-х годов, свидетельствуют, что роман Сервантеса был хорошо известен американскому читателю.

Охотно пользовался образностью «Дон Кихота» Томас Пейн. В своей книге «Права человека» (1791) он высмеивает утверждение Эдмунда Берка, что французская революция разрушила «век рыцарства» Дон Кихота. «Его богатое воображение, – пишет Пейн, – создало целый мир ветряных мельниц, и он скорбит, что нет Дон Кихота, который мог бы с ними сразиться» 109 .

109

Пейн Т. Избранные сочинения. – М., 1959. – С. 188.

Особой популярностью пользовался роман Сервантеса у романтиков. Купер и Лонгфелло, Готорн и Мелвилл, Эмерсон и Торо не прошли мимо наследия великого испанского писателя. Особенно близки сервантесовские мотивы были молодому Вашингтону Ирвингу.

Хотя упоминания о Дон Кихоте встречаются уже в первом юмористическом произведении Ирвинга – очерках «Салмаганди» (1807), написанных совместно с Дж. Полдингом, подлинно художественное восприятие наследия Сервантеса видим мы в сатирической «Истории Нью-Йорка» Ирвинга, появившейся в 1809 г.

Ирвинг не пошел по пути Брекенриджа, по пути создания американской аналогии «Дон Кихота». В «Истории Нью-Йорка» он романтически поэтизировал американскую старину, когда Нью-Йорк был еще голландской колонией и назывался Новым Амстердамом.

В своей героикомической хронике о первоначальной истории Нью-Йорка Ирвинг пародирует рационалистические традиции классицизма. Семь книг «Истории», написанной от имени ученого историка Никербокера, изобилуют литературными параллелями и аналогиями. В целях травестирования Ирвинг обращается к гомеровскому и артуровскому циклам, к Греции и Риму, с которыми сопоставляется героикомическая история голландской колонии Новый Амстердам. Цитаты и намеки на Рабле, Сервантеса, Шекспира, Свифта, Фильдинга, Стерна Томаса Пейна и других писателей теснятся на протяжении всего цветистого повествования Никербокера. Эти многочисленные «источники» труда Никербокера воспринимаются как романтическая ирония, как пародирование псевдоученых трактатов его времени.

Ирвинг как бы реализует те «советы авторам», которые были высказаны бессмертным автором «Дон Кихота» в Прологе: «Авторы уснащают свои книги, хотя бы даже и светские, принадлежащие к повествовательному роду, изречениями Аристотеля, Платона и всего сонма философов, чем приводят в восторг читателей и благодаря чему эти самые авторы сходят за людей начитанных, образованных и красноречивых» 110 .

Один из главных героев книги – голландский губернатор Питер Твердоголовый – нарисован в донкихотовской манере. Героикомический рассказ о его славных победах над шведами (книга VI), кодекс семи рыцарских добродетелей, который он чтил, наконец его оруженосец – трубач Антони Ван-Корлеар, – все это создает своеобразный американский колорит ирвинговского Дон Кихота и убеждает нас, что если не Никербокер или достославный губернатор Питер Твердоголовый, то хотя бы Ирвинг был внимательным читателем библиотеки рыцарских романов Дон Кихота.

110

Мигель

де Сервантес Сааведра. Собр. соч.: В 5 т. – М., 1961. – Т. 1. – С. 41.

Пускаясь в одно из своих излюбленных философских отступлений (начало главы 5 в VI книге), Никербокер, уподобляясь в этом отношении Стерну, заводит с читателем задушевную беседу о вещах, не имеющих прямого отношения к рассказу, и сравнивает себя с Дон Кихотом, сражавшимся только с великими рыцарями, представляя мелочные дрязги, грязные и кляузные ссоры «какому-нибудь будущему Санчо Пансе, преданному оруженосцу историка». Реминисценции романа Сервантеса – ветряные мельницы, сравниваемые с могучими великанами, кодекс Санчо Пансы, библиотека рыцарских романов Дон Кихота – постоянно возникают на страницах «Истории». Выезд Питера Твердоголового и его трубача Антони Ван-Корлеара на переговоры с советом Новой Англии нарисован в расчете на сервантесовские аллюзии: «Смотрите, как они величественно выезжают из ворот города, словно закованный в броню герой былых времен со своим верным оруженосцем, следующим за ним по пятам, а народ провожает их взглядами и выкрикивает бесчисленные прощальные пожелания, сопровождая их громкими ура». В каждом городе, через который проезжал Питер со своим оруженосцем, этот прославившийся своей педантичностью рыцарь приказывал храброму и верному Антони протрубить приветствие. А когда он видел старые одежды, которыми жители затыкали разбитые окна, и гирлянды сушеных яблок и персиков, украшавших фасады их домов, то принимал их, как новый Дон Кихот, за праздничное убранство в честь своего прибытия, «подобно тому как во времена рыцарства было в обычае приветствовать прославленных героев, вывешивая богатые ковры и пышные украшения».

Сервантес вызывал интерес Ирвинга и в последующие годы. В 1825 г. он собирался даже написать биографию великого испанского писателя.

К.Н. Державин в своей книге о Сервантесе приводит отрывок из «Писем об Испании» (1847–1848) В.П. Боткина, в котором рассказывается о популярности Дон Кихота среди испанских крестьян. «Простой народ даже верит действительному существованию Дон Кихота. “Слыхали ли вы о Дон Кихоте?” – спросил я в одной деревне мужика. “Да, сеньор, он был манчего и очень храбрый кабальеро!” – “Давно ли он жил?” – “Давно: больше тысячи лет”» 111 .

111

Державин К.Н. Сервантес. Жизнь и творчество. – М., 1958. – С. 198.

Допуская возможность совпадений, даже того, что два путешественника по Испании могли беседовать с одним и тем же крестьянином, следует все же отметить, что рассказ Боткина является перефразировкой соответствующего места из очерка «Путешествие», открывающего сборник рассказов и очерков «Альгамбра» (1832) Вашингтона Ирвинга 112 .

Академик М.П. Алексеев в своих «Очерках истории испано-русских литературных отношений XVI–XIX вв.» отмечает, что «Альгамбра» Ирвинга была не только хорошо известна Боткину, но у современников даже существовало ошибочное мнение, что «Письма об Испании» – свободный перевод книги Ирвинга 113 .

112

Ирвинг В. Альгамбра. – М., 1979. – С. 34–35.

113

Алексеев М.П. Очерки истории испано-русских литературных отношений XVI–XIX вв. – Л., 1964. – С. 186.

Интерес к Испании, ее истории и литературе, был характерен для многих американских писателей и историков эпохи романтизма – Ирвинга, Лонгфелло, историка Испании Вильяма Прескотта и Джорджа Тикнора, автора трехтомной «Истории испанской литературы» (1849; русский перевод Н.И. Стороженко, 1883–1891). В испанской тематике было нечто весьма притягательное для американских романтиков. В их глазах старая Испания была континентальным антиподом Англии, чем-то, возможно, напоминавшим им старую колониальную Америку, еще лишенную пороков нового общества.